Тайная связь его величества. Дарья Донцова

случилось, милая? – спросил я, увидев, что у нее красные глаза и распухший нос.

      – Меня переводят в другую палату, – ответила малышка. – В чистую.

      – Эта вроде тоже не грязная, – улыбнулся я, – уютная, вас тут трое, вместе веселее.

      Полина опустила глаза, а ее соседка Катя пояснила:

      – Чистая – это стерильная. Поле будут сильные лекарства давать, курсом, к операции готовить. Ей нельзя ничем заразиться. В чистую палату посетителей не пускают, туда может только врач и медсестра войти. Книги брать нельзя, разрешается айпад, но без вай-фая, с одними игрушками. Полинка из-за своих книжек рыдала, ей читать нечего будет. Можно было гору повестушек в планшетник закачать, но у нее его нет. И нас тут теперь не трое, а двое – Олю вчера ночью увезли, сказали, в особую больницу переводят. Ага, а то мы дуры, не понимаем, что она умерла. Тут все подохнут!

      Катя вскочила и выбежала в коридор. На секунду меня охватил ужас, но я затоптал его.

      – Поля, сейчас я куплю и принесу тебе айпад. У метро есть магазин.

      – Не надо, дядя Ваня, – ответила девочка, – он очень дорогой. У мамы с папой с деньгами трудно, запаса нет.

      Я улыбнулся.

      – Слово «инвестиция» знаешь?

      – Вложение денег куда-то, что впоследствии принесет прибыль, – прозвучал четкий ответ.

      – Я куплю планшетник, но не в подарок, это будет инвестиция в мою благополучную старость, – продолжал я. – Представь себе картинку: в девяносто девять лет Иван Павлович Подушкин ослабеет глазами и тогда прокряхтит: «Полина, помнишь планшетник? Пора отрабатывать его, садись и читай мне вслух». Ну, договорились?

      Поля печально усмехнулась.

      – Дядя Ваня, вы меня маленькой считаете? Я навряд ли увижу вас стареньким, от моей болезни быстро умирают. Да и у меня на ладони линия жизни короткая. Но если удастся выжить, я с вами и без айпада сидеть буду.

      В мою душу вновь вполз ужас, я взял Полю за плечо.

      – От кого ты услышала глупость про линию жизни?

      – От сестры Егора Маркова, которая всем гадает, – вздохнула девочка.

      Я погладил ее по голове.

      – А про больничную фею она не говорила?

      – Нет, – улыбнулась Поля. – Дядя Ваня, волшебники – выдумка.

      Тогда я сгреб в охапку всю полученную по наследству от отца-писателя фантазию и постарался говорить убедительно.

      – Речь идет об эффекте Пирогова. Слышала о великом хирурге?

      – Он во время войны тысяча восемьсот сорок седьмого года придумал наркоз, – кивнула умная школьница. – Я читала книгу о знаменитых докторах.

      – Молодец! – искренне похвалил я малышку. – Так вот, Николай Иванович Пирогов заметил, что у некоторых раненых линия жизни на руке перед операцией делается ярче, а порой и длиннее, и эти мужчины всегда, каким бы безнадежным ни казалось их состояние, поправлялись. В девятнадцатом веке ничего, конечно, не слышали о торсионно-эмульсионном поле, о волнах Кравчука и о… Погоди, ты учишь физику?

      – Пока