Не успел. Всеволод Иванов

исполнителя. Затем последовала внезапная смерть Главного конструктора ракетно-космических систем, и инженеру пришло понимание, что вовсе не наказание было в основе решения Главного конструктора, а забота о ней.

      12+

      С. П. Королёв ни разу не был в одном из ведущих отделов своего КБ, 27-ом отделе Б.В. Раушенбаха.

      В комнате одинаковые однотумбовые столы. Обстановка обыденная, а люди – диковинные. Теоретики – черти проклятые, не люди – лошади, вундеркинды, недочеловеки, упыри. Она работает с ними второй год и всё никак не может привыкнуть.

      – Ты знаешь, что такое думпкар?

      – Конечно, знаю. Я ведь вообще очень многое знаю и, разумеется, про думпкар.

      – Уверен, ты ошибёшься.

      Опять пошло-поехало. И как у них только получается? Несут нивесть что, а между тем делают такое, без них не выдумать и никогда не ошибаются.

      – Ты скажешь что-то не то.

      Сейчас они уйдут на совещание, и там в кабинете зама главного разговор у них пойдёт так быстро и слажено, не понять со стороны. А потом вернуться сюда – шутить или звонить Георгию Абрамовичу*, уставшему от их фантазии и острот.

      – Скажи, что знал и забыл, – не выдержал Аркадий Взоров, застёгивая секретный портфель. Но они не обратили на него внимания.

      – Я ещё в школе знал.

      Видонова зажала уши. Сейчас они уйдут, и в комнате сделается тихо, и тогда она посчитает расходы, но сначала немножечко посидит в тишине. Расходы… Какое нелепое слово. – Сегодня всё её раздражало. – Расходы. Какие расходы, ведь речь о топливе космического корабля? И топливо… Топят им что ли? А тяга реактивного двигателя… Тяга к чему?

      В отделе их называют теоретиками, но разве что Пухов и Гаушус парят в высотах теории, а вот она с Аркадием «на подхвате» – в цех сбегать или инструкцию расписать (говорят: раздраконь) или расходы посчитать (и обзывают за это старым расходомером). Им ещё повезло. Одни занялись пилотируемым полетом на Марс. Точности измерений с Земли не хватало, и они выдумывали свою автономную навигацию. Другие заболели Луной, а им осталось обыденное – обыкновенный орбитальный корабль.

      – Ну, хорошо, отвечай.

      – Я знаю, что такое крейцкопф.

      Сегодня с утра позвонили из КИСа**. Откуда могут ещё? Другие звонки до обеда воспрещены. Исключение – КИС и сборочный.

      – Аркадий, живо.

      Она взяла параллельную трубку. Если бы административный ураган разметал внезапно порядок на фирме, а потом его заново стали бы складывать, многое бы поменялось – сектора, лаборатории, но неделимыми атомами отдельской структуры остались бы группы, ведущие объект. Они с Аркадием повиты одной веревочкой, и что касалось Аркадия Взорова, задевало и её.

      – Аркадий, живо сюда. Бросай свои формулы.

      – Я и собрался, только в другую сторону.

      – Без смеха.

      – Я тебе лучшего специалиста пришлю. Как я, но чуточку получше меня.

      – Знаю, – сказали в трубке с досадой. – Ты эту самую свою пришлешь, что из спектакля «Девушка и смерть». Она мне напоминает смерть.

      Видонова опустила трубку. Когда это только кончится? Да, у неё бледное лицо. Она представила себя со стороны: худенькая, бледная, на затылке хвостики в институте её звали мышонком, любя.

      – Собирайся и ступай в КИС.

      – Ни за что.

      – Родина требует, Инуля.

      – Аркадий Леонидович, вы же сами знаете, хождения в первую половину дня запрещены. Вчера записали Зыбина.

      – Ну, в виде исключения.

      – Вчера проторчала в КИСе, а этот бригадир…

      – Руководитель комплексной бригады, – поправил Аркадий Взоров. – Бригадир – что-то сельскохозяйственное.

      – Уж очень много он на себя берёт: Я сказал, я посмотрел… Не верю, говорит. Где это записано? Промыкалась с ним весь обед. Бегу, думаю, как бы в столовую успеть. Успела, грохнулась с подносом на стол, а через пару столов Виктор Палыч собственной персоной. Так и промучилась весь обед.

      – Представляю, – улыбнулся Взоров, – Ты ему – здравствуйте, а он: объявляю вам выговор за обед в рабочее время. Объяснила бы.

      – Так, он не спрашивал.

      – Инуля, надо.

      – Но у меня расходы…

      – Ты же – умненькая, и убери стол.

      Минуту в комнате теоретиков стояла необычная тишина, и стали слышны шаги в коридоре и голоса, и среди них громкий экономиста и плановика отдела – Ольги Григорьевны.

      – Я больше так не могу, – сказал, поднимаясь Аркадий Взоров и запихивая бумаги в портфель. – Словно я тысячу лет прожил и всё наперед знаю. Сейчас войдет Ольга Григорьевна и спросит про табель.

      Дверь в комнату теоретиков резко распахнулась и появилась Ольга Григорьевна, невысокая, полная, в шапке курчавых волос.

      – Видонова, у вас опять не заполнен табель, – с чемоданом,