Носферату. Дарья Зарубина

Ева останавливалась в гостиницах Нью-Йорка и Парижа и осматривала достопримечательности, а вот информация о первом перелете вызывала большой интерес. Ева Райс должна была остановиться в Санкт-Петербурге. И целью ее визита предполагалось, цитирую, «восстановление семьи».

      Значит, госпожа Райс решила вспомнить, что она землянка, и навестить мамочку.

      – Господин Неро, извините, у вас есть межпланетный видеофон?

      – В центральном зале и в моем кабинете, – по форме вежливо, как и полагалось начальнику вокзала, ответил Капитан Ракета.

      – Разрешите воспользоваться вашим?

      – Конечно, – сердечно заверил Капитан и проводил меня в свой кабинет, оставив Юлия переписывать от руки сведения, найденные в базе данных космопорта, поскольку их распечатка каралась законом, а вот о переписывании речи не шло. Нас, землян, не надо учить, как обходить законодательство.

* * *

      Монитор долго рябил, пока наконец не откликнулась Земля. Завращался значок связи. Появилась строка адресата.

      – Горчакова Мария Евгеньевна, Санкт-Петербург, 98-16-239-03-90, – напечатал я.

      Ждать пришлось долго, но в конце концов война микробов на экране сменилась человеческим лицом, хранящим следы былой красоты и минимум шести пластических операций, после которых уголки губ престарелой богини остались навеки приподнятыми, а глаза открытыми. На меня смотрела изо всех сил молодящаяся дама в лиловом шелковом халате. За ее спиной виднелась каминная полка с семейными фотографиями и фарфоровыми мопсами. Мадам Горчакова приняла кокетливый вид и поздоровалась.

      – Шатов, Носферату Александрович, журнал «Галактика слухов», – как можно любезнее представился я.

      – Тот самый, – заворковала дама, жеманясь, как сорок лет назад. Хотя, к чести госпожи Горчаковой, свои некогда данные природой прелести она сохранила отменно. Ее паспорт говорил о шестидесяти пяти, лицо о сорока восьми, волосы о тридцати шести, а глаза о восемнадцати, вот только изрядно пожеванные шея и руки упрямо подыгрывали паспорту.

      Она была из тех прелестных светских дам, что на приемах печально и томно располагались в креслах в надежде, что мимо, юный и прекрасный, как Феб, проплывет незнакомец-геронтофил.

      Меня, по всей видимости, Мария Евгеньевна зачислила в последние. Оказалось, что бодрая пенсионерка читала все мои опусы и находится от моего дарования в величайшем восторге. И если бы вы знали, как сам я отношусь к своим творениям в «Галактике слухов», вы бы догадались, что мадам избрала худший способ соблазнения. Лучше бы она, право слово, рассказала мне о своем ревматизме и варикозе.

      – Скажите, Мария Евгеньевна, давно вы виделись с вашей дочерью?

      Старая кокетка прервала поток восхищенных излияний и встревоженно уставилась на экран монитора.

      – Что с Кристиной? Она все-таки что-то натворила? Я всегда говорила, что эти ее знакомые и образ жизни…

      Но я не дал мадам завершить свою тираду:

      – Я говорю не о ней, а о вашей грианской дочери, Еве Крестовой.

      Лицо