Профессор без штанов. Валерий Гусев

Однако, чум строить надо, – задумался дядя Ваня. – Где жить?

      Тут у них в глазах появился еще один интерес. Но мы еще не знали, какой.

      Вскоре выяснилось. Когда мы опять появились в «Зверинце», там между вагончиками уже стояла остроконечная хижина из рубероида, а возле нее у костра, на котором грелся чайник, сидел довольный дядя Ваня, курил трубку. А рядом, свернувшись в клубок, сладко дремал Умка.

      И они оба совершенно не обращали внимания на толпившихся возле них зрителей, восторженно наблюдавших эту картину.

      – Здорово придумали, – проворчал Алешка. – Живого человека как экспонат выставили!

      Неожиданно объявился Ростик. Ни в каких Америках он не был, бабушка на всякий случай преувеличила. Ростик все это время страдал на даче. И, несмотря на голодовку, здорово поправился.

      Мы его обрадовали, свозили в Ясенево, показали Прошкина.

      – Он! – воскликнул Ростик. – Мой др-руг! Забир-раем!

      Обрадовав Ростика, мы тут же его огорчили, пояснив, какие трудности мы уже преодолели и какие нам преодолеть еще предстоит.

      – Ростик, – втолковывал ему Алешка, – папа сказал, что нужны особые приметы. Клюв, хохолок, хвост – это все не годится. Это у каждого попугая есть. И не только у попугая.

      – И у коровы, – кивнул Ростик, соглашаясь.

      – Что, клюв?

      – Хвост. Хохолок тоже бывает. Между рогов.

      – Ты в своей Америке, – рассердился Алешка, – совсем дураком стал.

      Я еле успел вмешаться. И развел боевых друзей по углам. Они еще посопели, поворчали, но успокоились.

      – Какие приметы? – задумался Ростик. – Чай любит. Конфеты таскает и прячет на шкафу, в маминой вазе. А когда пришел к нам сосед Крошкин, на шум жаловаться, мама его тоже чаем угостила.

      – Ну и что? Какая же это особая примета?

      – Очень даже особая, – обиделся Ростик. – Прошкин ему в чашку…

      – Сахар положил? – восхитился Алешка.

      – Ага. Положил. Только не сахар.

      – Умница! – догадался Алешка. И покачал головой: – Только это тоже не примета.

      – Бытовое хулиганство, – добавил я. – Думай дальше.

      Ростик добросовестно стал вспоминать.

      – Песню поет. Про Катюшу. Только очень коротко.

      – Это как? Изобрази.

      – «У Катюши р-расцветали гр-руши!»

      У Ростика здорово получилось. По-попугайски.

      – Это примета, – деловито кивнул Алешка и записал эту фразу. – Только для экспертизы маловато будет.

      – Думай еще, – подстегнул я Ростика.

      – Он разучился в своей Америке, – начал было опять заводиться Алешка, но я его вовремя придержал.

      – Он «Спокойной ночи, малыши» очень любит! – вспомнил Ростик. – А когда его спросишь: «Прошкин, который час?», он начинает тикать, как будильник.

      – Что-что? – насторожился Алешка. – Ну-ка покажи.

      – Я ж не Прошкин! – попробовал было отмотаться Ростик. Но с Алешкой такое не проходит.

      – Тикай! – сказал он. И глаза его почему-то загорелись. Особым огоньком.

      Ростик насупился, но «потикал».

      – Блеск! –