Тайна пленного генерала. Александр Тамоников

предложил Вартанян, заговорщицки подмигнув.

      – Перебьетесь. Разрешаю взять с собой – до лучших времен.

      – С девичником что будем делать? – спросил Халевич. – Расстреляем?

      – Ну ты и крут, Холерыч, – уважительно заметил Кошкин.

      – Я Халевич, – обиделся боец.

      – А я что сказал? – разведчик засмеялся.

      Женщины затряслись.

      – Пожалуйста, не надо… – заикаясь, произнесла худая. – Нас заставили, мы не хотели… У меня в Развальном голодный ребенок, больная мама, я должна их чем-то кормить…

      – Нас силой заставляют, – выдавила пухлая. – Полицаи на прошлой неделе собрали всех молодых женщин, пригнали к управе, сказали, чтобы улыбались немцам, смеялись над их шутками, даже если не понимаем, о чем они говорят… Немцы отобрали пятнадцать девушек, устроили бордель в здании клуба, там постоянная очередь из немцев и полицаев… Говорят, что мы должны проявлять сознательность, добросовестно обслуживать борцов с большевистским режимом… Мы не по своей воле, поймите…

      – Так я не понял, расстреливать не будем? – не унимался Халевич.

      – Делайте, что хотите… – пробормотала крупная, и снова на ее глазах заблестели слезы. – Мне уже все равно, нас немцы испортили, мы больше никому не нужны…

      – Матрена, что ты такое говоришь? – ахнула худая и снова стала икать.

      – Проработаем по комсомольской линии? – предложил, сдерживая смех, Кошкин.

      – Выйди на улицу, – приказал Глеб. – Там стой и охраняй, больше не заходи. Подъедут посторонние – сигнализируй.

      – Эх, жизнь… – посетовал Леха, забрасывая автомат за плечо. – Гонят на холод как последнюю собаку. Вот так и проходит героическая юность…

      Разведчики заулыбались. Женщины чувствовали себя неуютно. Простыни мало ассоциировались с одеждой. Ситуация образовалась нетипичная.

      Шубин откровенно терялся. Он не был ярым гуманистом, сострадания к «оступившимся» не испытывал, но убивать проституток… Да и какие они проститутки? Немцы им не платят…

      – Накажем имеющимися средствами? – деловито предложил Вартанян.

      – Это какими? – не понял Халевич.

      Разведчики насторожились. Пришел Шперлинг – он набил до отказа топку и с трудом закрыл дверцу. В парной сразу сделалось как-то тихо. Доносились лишь протяжные стоны.

      «Слабаки», – подумал Глеб.

      – Ну, все, хватит, – строго сказал он. – Оденьтесь, а то смотреть противно.

      – Не то чтобы противно, – поправил Кошкин, показавшись в окне, – тошно.

      – Уйди, – разозлился Шубин. – Делом займись.

      Отворачиваться не стали. С вешалки стащили офицерские портупеи с пистолетами, женщинам бросили одежду. Они облачались в свои тряпки, попеременно закрываясь простыней, умоляли не убивать их. В пустые головы не приходило, что расстрелять могли и нагишом.

      – Последний шанс, девчата, – объявил Шубин, с усмешкой оглядывая вытянутые физиономии. – Имеем парочку вопросов. Кого ублажали?

      – Это