Через сто лет. Эдуард Веркин

я не понял. Я его тогда еще разок приложил, чуть сильнее, килограммов в шестнадцать.

      – Когда-нибудь, – сообщил сомнамбула отчетливее.

      Когда-нибудь. Весело. Вот Сиракузовы догнали как-то раз сомнамбулу, стукнули – так он им прямо так и сказал: «Акваланг». И не прошло и полгода, как их отец выиграл акваланг в лотерею. Правда, зачем ему акваланг, непонятно, но все равно. Так что про сомнамбул это правда. А что значит «когда-нибудь»? Поди разберись. Когда-нибудь.

      Я даже думать на эту тему не стал, побрел дальше велосипеды собирать, стремиться к норме. Но дальше ничего интересного уже не попадалось – обычное все, ржавое, кореженное, многократно починенное, латаное-перелатаное, и лишь в самом конце проспекта встретил интересное, так что остановился и посмотрел, стараясь запомнить. К мотоциклетной раме с мотоциклетными же колесами приладили педали, которые через редуктор и карданный вал передавали усилие на заднее колесо. Конструкция получилась с виду весьма прочной, во всяком случае, выглядела надежно, малоубиваемо, не то что обычные наши велики. За рулем сидел вуп лет, наверное, сорока, по-нашему, крутил с энтузиазмом педали, в спицы даже открытки вставил, а к седлу колокольчики привязал. Здорово у него получилось, я даже подумал, что неплохо бы себе такой завести, только где мотоциклетные детали отыскать, не знаю.

      Интересно, сам он это придумал? Если сам, то тут налицо к.б. творчество, то есть вполне себе по заветам сделано, к.б. развитие, и даже, пожалуй, некоторый анабасис. Почти жизнерадостно.

      Да и сам велосипедист выглядел неплохо, улыбался и радовался, видно, что через силу, но все равно улыбался. Не у каждого это получается. Я засмотрелся вслед этому жизнерадостному и тут вдруг услышал:

      – Эй, Полено!

      Я обернулся. Костромина. С двумя великами под мышками – помощь мне оказать решила. Странно.

      – Привет, – сказал я и к.б. обрадовался.

      Я, когда вижу Костромину, всегда как бы радуюсь. И как бы улыбаюсь.

      – Привет, – повторил я.

      – Держи, Поленов, тут недалеко нашла. – Кострома нагрузила на меня велосипеды.

      – Спасибо…

      Не ожидал, если честно. Кострома редко поднимается раньше семи, соблюдает режим, а тут что-то случилось. Явно случилось. И велики эти. Что-то ей от меня нужно.

      Так и оказалось.

      – Поленов, сначала пообещай, что выполнишь мою просьбу, – потребовала Костромина. – Немедленно.

      Есть у нее такая привычка. Возникает вот так, вдруг, ни с того ни с сего, утром, или ночью даже, скребет пальцем в окно и просит, чтобы я пообещал. Пообещай, пообещай, пообещай.

      Я обещаю. Летом из поликлиники приходил энтропатолог, проводил диспансеризацию. Толщину глазной пленки, частоту дыхания, ну, все, что полагается, одним словом. Силу воли тоже, между прочим. Сила воли у Костроминой в три с половиной раза крепче, чем у меня, так что мне Костроме очень сложно противостоять. Я обещаю.

      – Обещаешь? – прищурилась Костромина.

      Я к.б. обреченно кивнул.

      – Я знала, что