Как воспитывали русского дворянина. Опыт знаменитых семей России – современным родителям. Ольга Муравьева

и прочее, то дворянское воспитание предстает не таким непрактичным, как кажется.

      Еще совсем недавно мы имели возможность видеть стариков из дворянских фамилий, чья жизнь, по всем житейским меркам, сложилась при советской власти катастрофически неудачно. Между тем в их поведении не было никаких признаков ни истерики, ни озлобления. Может быть, аристократическая гордость не позволяла им проявлять подобные чувства, а может быть, их и в самом деле поддерживало убеждение, что жили они так, как дóлжно?

      Защита своей чести, человеческого достоинства всегда была нелегким делом в Российском государстве, традиционно равнодушном к личным правам своих подданных, пусть даже из «благородного» сословия. Дворянская этика парадоксальным образом несла в себе демократический заряд: она требовала, пусть только внутри одного сословия, уважения прав личности независимо от служебной иерархии. Правда, следовать этому требованию для нижестоящих было рискованно.

      Н. А. Тучкова-Огарева приводит в своих воспоминаниях случай, бывший с ее отцом, тогда еще совсем молодым офицером, Алексеем Тучковым.

      Он «стоял на крыльце станционного дома, когда подъехала кибитка, в которой сидел генерал (впоследствии узнали, что это был генерал Нейдгарт). Он стал звать пальцем отца моего.

      – Эй, ты, поди сюда! – кричал генерал.

      – Сам подойди, коли тебе надо, – отвечал отец, не двигаясь с места.

      – Однако кто ты? – спрашивает сердито генерал.

      – Офицер, посланный по казенной надобности, – отвечал ему отец.

      – А ты не видишь, кто я? – вскричал генерал.

      – Вижу, – отвечал отец, – человек дурного воспитания.

      – Как вы смеете так дерзко говорить? Ваше имя? – кипятился генерал.

      – Генерального штаба поручик Тучков, чтобы ты не думал, что я скрываю, – отвечал отец.

      Эта неприятная история могла бы кончиться очень нехорошо, но, к счастию, Нейдгардт был хорошо знаком со стариками Тучковыми, потому и промолчал, – едва ли не потому, что сам был виноват».

      В романе «Война и мир» описана близкая по духу сцена.

      «– Ка-а-ак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.

      Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.

      – Зачем синяя шинель? Долой!.. Фельдфебель! Переодеть его… дря…

      Он не успел договорить.

      – Генерал, я обязан исполнить приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.

      – Во фронте не разговаривать!.. Не разговаривать, не разговаривать!..

      – Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.

      Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.

      – Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он отходя».

      Эти