Перевоплощение. Филип Жисе

неба, покой которого то и дело тревожила пролетающая птица.

      Вдова Дженкинс отпила из чашки и поставила чашку на подоконник. Освободившаяся рука потянулась за одной из конфет, горкой лежавших на стеклянной тарелочке.

      – Познакомься, Кьюткит, – вдова Дженкинс опустила голову и посмотрела на кошку на коленях. – Это Куини. Куини, познакомься с Кьюткитом. Он очень красивый котик. Ты не находишь? – старуха бросила конфету в рот, взяла обеими руками кошку и положила ее на подоконник. Та недовольно мяукнула и уселась на задние лапы. Внезапно уши кошки навострились, взгляд упал на траву внутреннего дворика. Парочка воробьев после небольшой передышки возобновила игру. Воробьиные крики вновь наполнили окрестности и привлекли внимание кошки.

      – Разве она не прекрасна, Кьюткит? – вдова Дженкинс провела рукой по спине любимицы. – Я думаю, вы были бы с ней неплохой парой. Как думаешь, Мэри согласится чтобы ты э-э-э… подарил моей Куини несколько миленьких кьюткитиков? – старуха хихикнула и погладила кошку по голове.

      «Чтоб тебя! – тихое шипение вырвалось из груди Дэниела, когда он представил, как „дарит“ этой глупой кошке котят. – Озабоченная старая дура. Видеть тебя не могу. Сама дари своей кошке таких же, как и она, тупых котят».

      Дэниел спрыгнул с подоконника и вернулся в комнату. Тайги все еще спал, что было впрочем-то и неудивительно, учитывая наличие в его голове кошачьих мозгов.

      «Спит да ест, ест да гадит, гадит да спит, – Дэниел фыркнул. – Был никчемным животным, стал никчемным человеком».

      Почувствовав жажду, Дэниел покинул комнату и двинулся на кухню. По дороге он заглянул в гостиную, отец все еще спал, впрочем, по воскресеньям он всегда долго спал. В отличие от матери, которая, судя по звукам, доносившимся из кухни, уже была там и готовила завтрак. Дэниел принюхался. Баранья похлебка! Его любимая! Дэниел мысленно облизнулся. С горохом, перловкой, капустой и много еще чем.

      «Чертово кошачье тело», – на Дэниеля снова накатила волна ностальгии по прошлому, в котором ему ничто не мешало съесть пару наваристых тарелочек вкусной похлебки.

      Дэниел вошел на кухню. Запах похлебки щекотал ноздри и будил аппетит.

      – Привет, Тайги, – сказала Мэри, заметив кота. Грустная полуулыбка появилась на ее лице. Дэниел присмотрелся, глаза матери были потухшими. Под глазами появились темные круги. Веки казались слегка припухшими. Что-то кольнуло в груди Дэниела. Жалость к матери тихой, крадущейся поступью попыталась скользнуть в сознание, но тут же была выгнана. Дэниел ненавидел, когда его жалеют, ненавидел он жалеть и других.

      – А я похлебку готовлю. Дэниел ее очень любит, – Мэри вздохнула и смахнула выступившую на глазу слезинку. Отвернувшись от кота, она принялась помешивать ложкой варево, то и дело всхлипывая.

      «Толку от того, что люблю», – Дэниел приблизился к тарелке с водой и склонил над ней голову. Утолив жажду, он с сожалением посмотрел на плиту, откуда несся такой