Юрий Гагарин. Народный герой (сборник). Отсутствует

и, дурачась, он мог себе позволить так, начал снимать. Я как заору: Юрка, там же у меня снято! Он был страшно смущен. Потому что он снимал уже на снятую пленку. Вот такая атмосфера была.

      Он чувствовал себя очень раскованно. Он уже вкусил уважение к себе. К моменту Терешковой. Он относился к ней покровительственно. Мог ее за щечку вот так потрепать, она, конечно, волновалась. Очень торжественный момент, не знаю, сейчас это есть, – вывод ракеты.

      – Ровно в 7 утра, традиция до сих пор.

      – Медленно идет тепловоз, тянет платформу.

      – Со скоростью 1 км/ч.

      – И пешком идет главный конструктор. Его личность нас тоже очень интересовала. Но она была закрыта. И мы даже не намекали. Нам сказали: ни в коем случае не пишите, что они опускаются в шаре. Это, оказывается, была тайна. Я думаю, что тайна Полишинеля, что шар был.

      – Сейчас я не видел, чтобы главный конструктор шел перед ракетой. Шли какие-то люди, фамилии которых мне не смогли назвать.

      – Время идет, меняются люди. Ничего такого нет.

      – Традиции сохраняются.

      – Ракета идет, устанавливается, ее держат такие мачты. Это и сейчас, наверное, есть. И наступает момент, когда сверкнул огонь под ней, и там какие-то пружины, фермы раз – вот так отскочили. И все, она начинает медленно, оставляя за собой огненный хвост.

      – А шампанское пили перед стартом в 60-е годы? Говорят, что вроде как есть такая традиция?

      – Я написал о том, что пьют шампанское. Есть такая традиция сейчас. Но на самом деле в бокалах – минералка. Я считаю, что все может быть. В то время – нет. Думаю, что такой традиции еще не было.

      – Меня поразило, когда я был первый раз на «двойке», где был домик Гагарина, где он ночевал перед стартом, мне казалось, что все-таки хотя бы домик, домик космонавта был бы оборудован чем-то особенным. Очень скромно. Это не дом, это халабуда какая-то, диван потертый. Единственная радость – радиоприемник.

      – Саша, сейчас надо сказать, хорошо, что этот домик остался. Что его не стали менять на мраморный дворец. Он точно такое же впечатление произвел тогда и на меня, но я не думал, что это так будет выглядеть убого. Это тополь, около тополя стояла какая-то глиняная мазанка. И все. Зашли туда, холодильник стоял, две кровати, на которых они спали. Все не просто бедно, а очень бедно.

      Застелено обычными солдатскими одеялами. Одна комната, маленькая кухонька. И удобства ну очень скромные.

      – Я бы очень огорчился, если бы сейчас услышал от тебя, что на этом месте стоит построенный из мрамора дворец. Слава богу, что это осталось.

      – Рядом стоит музей, который отгрохали, уже с охраной, с пропуском туда. И, извините, 400 рублей вход. Это уже просто перебор.

      – Хорошо, что этот домик остался.

      – Надо выпросить, чтобы в этот домик тебя провели. Просто так не проводят.

      – Я его зарисовал тогда. Фотоаппарат у нас отнимали, не разрешали там снимать.

      – Почему?

      – Техника там какая-то. С фотоаппаратом там ничего не делали. Вот этот домик у меня где-то в блокноте, если