Тайны горных туманов. Марина Серова

сложная ли сессия у них на факультете живописи, но Аня ведь всегда готовилась к предметам, много занималась, поэтому проблем у нее не возникло. Дочка заверила меня, что аттестация у нее проходит нормально, хотя я заметил, что она вроде чего-то боится. Тогда подумал – может, настроение плохое – и не стал лезть дочке в душу. Но экзамены прошли, а Аня как была угрюмой, так и осталась.

      Мне это совершенно не нравилось, а самое главное, я не мог понять свою дочь. Она откровенничать со мной не хотела, ничего не говорила, и я не знал что и думать. У меня возникла мысль, что Аня, возможно, влюбилась – мало ли, возраст у нее самый подходящий, а молодые люди всегда тяжело переживают, когда не видят взаимности, ну и надумывают себе черт знает что. Я было спросил ее, нет ли у нее парня, но Аня только скептически пожала плечами и заявила, что у нее в группе в основном девчонки и личная жизнь ее сейчас интересует меньше всего. Она всегда была не такой, как остальные ее сверстницы – не встречалась ни с кем ни в школе, ни в училище. И потом, не похоже это было на какую-то влюбленность.

      Тогда мне в голову и стали приходить дурные мысли. Честно вам скажу, Евгения Максимовна, лучше бы Аня с кем-то роман закрутила… Но когда дело не в учебе и не в личной жизни, начинаешь думать о чем-то похуже. Что, если дочка умудрилась связаться с дурной компанией? К алкоголю Анюта всегда была равнодушна, курить – не курила никогда, но вдруг кто-то подсадил ее на наркотики? Говорят, в среде художников частенько балуются всякими подобными вещами. В общем, когда Аня была в училище, готовилась к итоговому просмотру, я заскочил с работы домой и проверил ее вещи. К счастью, никаких наркотиков я не обнаружил. Зато нашел нечто другое.

      Федор Павлович вздохнул, потом вытащил свой бумажник и извлек оттуда сложенный белый лист бумаги.

      – Вот это я обнаружил в личных вещах дочери, – он протянул мне листок.

      Я развернула его – это оказалось весьма лаконичной запиской. В ней значилось всего-навсего четыре слова: «Если сделаешь это – пожалеешь». Письмо-угроза напечатано на обычной белой типографской бумаге – скорее всего, отправитель набрал текст на компьютере, а потом распечатал его на принтере.

      – И у вас есть подозрения по поводу того, кто мог это сделать? – Я внимательно посмотрела на Зеленцова.

      Тот пожал плечами.

      – Когда Аня вернулась из училища, я спросил ее, что это такое и как оно оказалось в ее вещах. Аня сперва стала возмущаться, что я лазил по ее сумкам, и мне пришлось сказать, что я искал паспорт дочери для документации по работе. Аня не особо разбирается в том, чем я занимаюсь, поэтому успокоилась, но по поводу записки ничего путного не ответила. Только отмахнулась – мол, кто-то пошутил, наверное, и вообще, она не знает, как эта бумажка у нее в вещах оказалась. Все это звучало в высшей мере подозрительно – сперва она кричит на меня, что я не имел никакого права рыться у нее в комнате, а потом делает вид, что до записки ей нет никакого дела.

      Я спросил, можно ли мне взять эту бумажку,