Снег к добру. Галина Щербакова

одно. Когда рожают не думая – плохо. Безнравственно. Когда начинают думать – не рожают. Я думаю и не рожаю. И, наверное, не рожу.

      – Ну как можно! – забеспокоилась Полина.– Какая ж это семья без детей?

      Тася согласно закивала головой.

      – Ладно, ладно,– сказала Светка.– У меня есть еще время и передумать.

      – Конечно, передумаешь! – это Полина. Светка не может вынести этот ее умоляющий материнский взгляд.

      – Не смотри, не смотри, муся! Мне уже стыдно. Давай лучше тихонько попрощаемся, и я исчезну. Хочу приехать раньше Игоря. Я уйду по-английски…

      – Это без до свиданья? Ну хоть Марише скажи.

      – Конечно! Всего доброго, Тася. И не ревите. Жалко кофточку. Так выглядит, будто вы шли навстречу дождю…

      – Вот уж чего мне никогда не жалко,– сказала Тася.

      – Вы милая, но несовременная женщина.

      – Да что ты, Света! Представляю, на кого я сейчас похожа.

***

      Но уйти по-английски не удалось. Светлана натягивала в передней свои блестящие сапоги-чулки, когда в дверь позвонили. Мариша сделала круглые удивленные глаза и пошла открывать. Светка прижалась к вешалке: неловко как-то уходить, когда люди только приходят. В прихожую вошел старенький поникший человек с громадным, завернутым в бумагу букетом. Букет угадывался, потому что с виду сверток напоминал завернутый веник. Или балалайку, занесенную для удара.

      – Учитель! – радостно закричала Мариша.

      – Перед именем твоим,– прошелестела из-под вешалки Светка. И он услышал. Этого никак нельзя было от него ожидать. В его возрасте уже полагалось не видеть, не слышать, а он даже приносил букеты в форме сражающейся балалайки.

      – Это моя сестра,– сказала Мариша.– Выйди и поклонись профессору Цейтлину, мартышка.

      Цейтлин раздвинул сухие губы и улыбнулся доброй улыбкой. А в прихожую уже набивался народ.

      – Арон Моисеевич! – Вовочка вытянул руки, будто хотел пересадить профессора вместе с куском паркета в новые условия.

      – Цейтлин! – кричала Священная Корова.– Вы еще живы? Это прекрасно и удивительно! Профессора увели.

      – Уходишь? – спросила Ася.

      – Если не поймаю такси, то уже опоздала. Кто этот Цейтлин?

      – Известный филолог. Мы все ходили к нему в кружок, а Мариша была его любимицей.

      – Я рванула, Ася. Ты останешься ночевать у Мариши?

      – Да нет. Я в гостинице.

      – Ну, пока. Увидимся.

      – Надеюсь.– Ася защелкнула за Светкой замок и вдруг почувствовала, что очень устала. Лечь бы сейчас где-нибудь в уголке и уснуть. Или просто полежать, стянув с себя туфли, пояс, чулки. «Пойду лягу в маленькой комнатке. Вместе с Настей». Она пробиралась за спинами сидящих за столом, боясь, что ее сейчас остановят, усадят и она не сможет лечь и, ни о чем не думая, смотреть в потолок. Но ее не задержали. И она нырнула в темную спальню, где громко сопела, раскинувшись на широкой материной кровати, девятилетняя. Настя. Ася легла у нее в ногах, поперек, положив ноги; на кресло.