Оптинские дневники. Ольга Рожнёва

и проглядывает, а в других есть какое-то благородство. У животных духа нет, но некоторые из них какие-то душевные качества у человека перенимают. Они ведь тоже – Божьи создания, и иногда через них Господь что-то человеку открывает.

      Рыжий рос очень добрым. Даже когда маленьким был, никогда не оцарапает, всегда следил, чтобы не причинить боли, чтобы не укусить, даже когда ему самому боль причиняли. Терпел. Если ругали, он стыдился. Голову виновато опустит… Ты его шлёпнешь, а он трётся у ног ласково, как будто прощения просит.

      Один раз прямо в огороде мыши развелись, Миша (в миру отца В. так звали) поворошил грядку, а там мышей полным-полно. Миша принёс к грядке Рыжего, а тот смотрит на мышей и вздыхает только. Так он ни одну мышь и не убил. Михаил потом смеялся:

      – Ты, Рыжий, у меня кот монашеский, от мяса отказываешься.

      Когда Миша утренние и вечерние молитвы читал, Тишка в этом деле не разбирался: летал по комнатам, как ему изволится. А вот Рыжий, когда хозяин лампадку зажигал, сразу шёл к печке и лежал cмирно, не двигаясь: дескать, понимаю, хозяин, что дело у тебя важное и мешать не смею.

      Вырос Рыжий огромным котом, весил больше четырёх килограммов. Иногда уходил из дома на несколько дней к своим кошачьим подругам. Несколько раз было: в лютые морозы пропадёт Рыжий из дому – и нет его. Мороз страшный трещит, а кот где-то на улице. Миша уж выйдет и там посмотрит, и сюда заглянет – нет нигде кота. Расстроится Миша, а потом скажет про себя:

      – Ладно, постараюсь не расстраиваться – Бог дал, Бог взял.

      Только так подумает – как за дверью: «Мяу!»

      Рыжий вернулся! Кончики ушей подморожены, но сам живой и здоровый.

      Первый раз заболел Рыжий, когда у Миши мама умерла. А кот очень любил её. И вот стал чахнуть на глазах. От четырёх килограммов очень быстро осталось только два. Еле ходит по комнате. Жалобно так смотрит. Подойдёт к любимому месту мамы, где она обычно сидела, ляжет и лежит – тоскует. Тишка вроде и не заметил потери хозяйки. Его кто накормил – тот и хозяин. А Рыжий угасать стал.

      – Понимаешь, Оля, мы ведь все вместе – люди и их питомцы – мы вместе…

      Отец В. не может подобрать слова, чтобы объяснить то, что он чувствует, что понимает его душа. Морщится, машет рукой и продолжает:

      – Я тогда решил помолиться за Рыжего. Был как раз праздник святых Флора и Лавра. Стал молиться святым: помогите Божьему созданию, исцелите, если есть на то воля Божия.

      И что ты думаешь – поправился Рыжий. Начал кушать, через месяц опять четыре килограмма весил.

      Так мы и жили. А потом я собрался в монастырь. Уехал. В доме родственники поселились. Приезжаю через пару месяцев по делам, а мне говорят: «Рыжий по тебе так тоскует, что заболел опять. Как ты уехал, он и есть перестал. На глазах тает». Смотрю: а он снова стал худой-худой. Увидел меня – идёт ко мне, а сам качается от слабости. Прижался к ногам моим и не отходит. Как будто жить он без меня не может.

      Вечером легли спать, Рыжего в ноги положил, он сам и на диван не смог вспрыгнуть. Ночью проснулся – нет Рыжего. Слышу: далеко жалобное такое мяуканье