Проклятый горн. Алексей Пехов

вышли на улицу и тут же отпрянули назад, во тьму переулка, так как за углом загрохотали копыта. Шестеро всадников пронеслись мимо, отчаянно нахлестывая лошадей, торопясь куда-то в сторону ворот внешней стены.

      – Стража, – негромко сказал я.

      – Они остановят безумство.

      У меня было впечатление, что ребята спешат не для того, чтобы выполнять свою работу. Скорее наоборот, их основное желание – свалить как можно быстрее и как можно дальше. Иначе отчего они проскакали не в сторону ратуши и домов богатых горожан, где сейчас, уверен в этом, льется кровь.

      Ульрике дрожала от холода, и я протянул ей свою куртку, несмотря на возражения.

      – У меня свитер. Мне не холодно. Надо было раньше вам отдать, но я боялся, что одежда большого размера помешает вам спуститься.

      Она сразу же утонула в ней, став еще более затравленной и несчастной.

      – Я отведу вас в безопасное место. Просто доверьтесь мне. И ничего не бойтесь.

      Девушка лишь сжала мои пальцы, и мы поспешили по затаившейся улице.

      На трупы мы наткнулись возле сада, что разбили на берегу Обводного канала. Ульрике, увидев мертвых и темную кровь на камнях, не произнесла ни звука, лишь побледнела и шагнула назад.

      – Это же мастеровые. Почему убивают их? – не выдержав, спросила она, когда мы прошли мимо.

      – Ландратами не ограничатся. Бьют всех. В первую очередь чужаков. Затем богачей. Потом тех, кто не в их мастеровой гильдии, или же тех, кого они ненавидят и давно затаили против них зло. Ночь – жестокое время, госпожа фон Демпп.

      К утру на улицах, особенно центральных, окажется много трупов, если только городская стража и расквартированные в Клагенфурте военные части быстро не опомнятся и не возьмут ситуацию под свой контроль.

      Опыт подсказывал, что как минимум четверть военных и стражи присоединятся к грабежам и погромам.

      Вновь трупы. Я склонился над телом женщины, увидел, что ее ударили по голове, проломив череп, перевернул тело на живот и начал распутывать шнуровку платья.

      – Что вы делаете?! – с ужасом спросила Ульрике гораздо громче, чем стоило.

      – Да-да. Мне тоже хотелось бы это знать, – поддержал ее Проповедник. – На тебя это не очень-то похоже.

      – Она мертва. И ей больше не нужно ни платье, ни теплый плащ. В отличие от вас. К тому же ваша одежда слишком богатая, а потому заметная. Ее следует сменить как можно скорее.

      – Это так необходимо?

      Я посмотрел ей в глаза:

      – Да. Если вы хотите выжить.

      Та поколебалась, а затем начала помогать мне раздевать труп.

      – Проповедник, верти головой. Если кто-то появится, скажи.

      – Уже делаю это, – ворчливо бросил тот.

      – С кем вы говорите? – нахмурилась девушка.

      – С одной светлой душой. Не бойтесь.

      – Сегодня я боюсь только людей.

      Крики раздались за соседним домом, я вскочил, держа в руках палаш и бросив моей спутнице:

      – Поторопитесь.

      Но кто бы там ни шумел, на улице он не появился.

      – Где можно