Волною морскою (сборник). Максим Осипов

льскую визу получить легче любой другой. После небольшой паузы девочка говорит:

      – В Польше у меня тоже друг.

      Пограничник широко улыбается. Ничего, главное, что пустил.

      Это уже начало истории.

      Девочка учится музыке лет с шести, как все – со старшего дошкольного возраста, теперь она на четвертом курсе консерватории. Ее профессору сильно за восемьдесят, всю свою жизнь она посвятила тому, чтобы скрипка звучала чисто и выразительно. В целом свете не сыщешь педагога славней.

      – Слушай себя, – говорит профессор. Это в сущности все, что она говорит. – Что с тобой делать, а?.. Подумаешь, она любит музыку. Вот и слушай ее на пластинках. Ну, что ты стоишь? Играй уже.

      Выдерживают не все, но в общем выдерживают. Один и тот же прием приходится повторять годами, пока она вдруг не скажет: была б ты не такой бестолковой… Значит, вышло и будет теперь выходить всегда.

      На сегодня закончили. Девочка укладывает скрипку в футляр.

      – Скажи, – неожиданно спрашивает профессор, – а на каком инструменте ты в детстве хотела играть?

      Странный вопрос. На скрипке конечно же.

      Профессор как будто удивлена:

      – И как это началось?

      Так, объясняет девочка, на старой квартире скрипка была, восьмушка, даже без струн, и вот она повертелась с ней перед зеркалом…

      Профессор произносит в задумчивости:

      – Значит, твоя мечта сбылась?..

      Что это было – вопрос или утверждение? И кого она вообразила себе в тот момент – не эту ли свою ученицу лет через шестьдесят? Или что-нибудь вспомнила?

      Мы рассматриваем фотографии тысяча девятьсот тридцать четвертого года. На них будущему профессору десять лет. Те же правильные черты, отстраненность, спокойствие. Программка: детский концерт – Лева, Яша, она. Если бы снимки были лучшего качества, то слева на шее у каждого из детей мы бы заметили пятнышко, по нему можно опознать скрипача.

      Следом еще фотографии, из эвакуации, и снова Лева, Яша, с взрослыми уже программами, еще – Катя и Додик, так и написано. “Значит, твоя мечта сбылась…” – тоже, конечно, история, но развернуть ее не получится, не нарушив чего-то главного, чего словами не передашь.

      “Одной любви музыка уступает”, так сказано. Уступает ли?

      Вернемся к польскому другу: вскоре он опять помог девочке.

      Из Европы она привезла себе редкой красоты бусы, и на вопрос одной из приятельниц (именно так, нет у нее настоящих подруг) ответила, сама не зная зачем: – Польский друг подарил.

      Приятельница тоже скрипачка, многословная, бурная – пожалуй что чересчур. Иногда, впрочем, ей удаются яркие образы:

      – Открываешь окно, а там… военный! – Так она передает свои ощущения от какой-то радостной модуляции.

      Замуж тут собралась, удивила профессора:

      – Замуж? Она же еще не сыграла Сибелиуса!

      Пришлось приятельнице к другому преподавателю перевестись.

      – Рада за тебя, подруга, – отзывается она по поводу бус. – Думала, так и будешь одна-одинешенька, как полярный кролик.

      Так польский друг стал приобретать кое-какое существование. А вскоре выручил, как говорится, по-взрослому.

      Найти скрипку – такую, чтобы она разговаривала твоим голосом, – всегда случай. У этой, внезапно встреченной, про которую вдруг поняла, что с ней уже не расстанется, звучание яркое и вместе с тем благородное. Не писклявое даже на самом верху. Итальянская, по крайней мере наполовину, среди скрипок тоже встречаются полукровки: низ от одной, верх от другой. Нестарая – так, сто с чем-то лет. Добрый человек подарил, сильно немолодой. Много всего любопытного остается за скобками, но ни девочка и уж ни мы тем более никогда не узнаем подробностей. Человек добрый и обеспеченный и с больной совестью, а у кого из добрых людей она не больна? Подарил с условием, что она никому не станет рассказывать.

      Приятельнице тоже понравилась скрипка.

      – Сколько? Для смеха скажи.

      Девочка пожимает плечами: какой уж тут смех?

      – Опять польский друг подарил? Да-а, страшно с такой по улице.

      – А с ребенком не страшно по улице? – Приятельница уже родила.

      – Никогда не любила поляков, – признается она. – Зря, получается?

      Получается, зря.

      – Гордые они, с гонором.

      Девочка друга в обиду не даст.

      – Это не гонор, – отвечает она, – это честь.

      – Он приезжает хоть?

      – Ничего, если я не буду тебе отвечать?

      Приятельница все про себя рассказывает – и про мужа, теперь уже бывшего, и про того или тех, с кем встречается. Какие там тайны? – подумаешь, ерунда!

      – Как зовут его, можно узнать? – Обиделась: – И целуйся с ним, и пожалуйста.

      Так о польском друге становится известно в консерватории. Щедрый, со вкусом, есть чему позавидовать. “В тихом омуте черти