Боря + Лена = Л…. Вера и Марина Воробей

Ленка окончательно поняла, что Борька каким-то непостижимым образом протоптал дорожку к бабушкиному сердцу. Один Бог ведает, как ему это удалось за такое короткое время.

      Потом они пили чай с шоколадным зефиром, который ба где-то припрятывала для случая. А уже после чая Лена вышла проводить Борьку.

      – Вот видишь, ничего страшного не случилось. – Борька чувствовал себя героем. – И бабушка у тебя нормальный чел! Чего ты так боялась?

      – Ну да. Пришел, увидел, победил! Смотри не возгордись! – предупредила Лена.

      – Лен, а давай завтра в кино пойдем? На «Матрицу-2»?

      – А на какой сеанс?

      – В семь. На «Баррикадную». Я билеты куплю. В шесть за тобой зайду. А?

      – Хорошо, – улыбнулась Ленка.

      – Тогда до завтра. – Борька пошел по тротуару, развернулся. – Я сегодня перед сном тебе позвоню. Можно?

      – Что-то не припомню, чтобы ты вчера разрешение спрашивал, – шутливо ответила ему Лена.

      – Виноват. Исправлюсь. Уже исправляюсь. – Борька приложил к груди руки в кожаных перчатках. Он шел, пятясь задом, как рак. – Так можно?

      – Упадешь, дурачок!

      – Можно? – не отступал он.

      – Можно. Звони, только не позже половины одиннадцатого! – Лена махнула ему рукой на прощанье.

      На ней были красивые варежки с рисунком. Их связала Ира Дмитриева в благодарность за то, что Лена к Новому году сшила ей платье для школьного бала.

      4

      Людмила Романовна Шустова тревожно прислушалась: поет!

      Нет! Это надо же?! Ее сын поет! Голосит на всю ванную под шум льющейся воды: «Куда ты денешься, куда ты денешься, когда согреешься в моих руках, сперва забудешься, потом заблудишься, потом окажешься на облаках…»

      Ни много, ни мало! Согреешься, заблудишься…

      Людмила Романовна, редко утрачивающая контроль над ситуацией и собственными эмоциями, неожиданно растерялась. И есть отчего! Сын, кажется, серьезно влюбился! Когда это происходит в первый раз, для матери это всегда событие и всегда неожиданное. А тут все признаки налицо – поет о любви, стал по утрам душ принимать, зубы два раза чистит – утром и перед сном (она щетку проверяла – мокрая). Мало этого, одеколоном поливается, кстати, нужно напомнить, чтобы потреблял, но не злоупотреблял, и, главное, рубашки и носки меняет каждый день, ясно, что хочет понравиться какой-то девочке. Вопрос: какой? С этим нужно разобраться.

      Единственное, что Людмила Романовна Шустова любила в этой жизни больше, чем саму обеспеченную жизнь, был ее сын Боря. Ради его благополучия она готова была на все. Муж не раз говорил ей, что этой бездумной (именно бездумной, а не безумной) любовью она губит сына, что детей нужно воспитывать, а не взращивать, как цветы на даче. Но Людмила Романовна только отмахивалась. Для нее не существовало авторитетных мнений в вопросах воспитания. Материнское сердце – вот главный критерий, когда речь заходит о детях.

      Но тут ее размышления и тревоги по поводу влюбленности сына прервал звонок в дверь.

      «Кого это ни свет ни заря несет?» – раздраженно подумала мадам Шустова и пошла открывать.

      Действительно,