Сталин. Путь к диктатуре. Абдурахман Авторханов

всегда мерзкое впечатление. Если теоретическая пустота у подобных людей компенсируется их безошибочным политическим чутьем конъюнктурщиков, это, однако, не свидетельствует об их моральной чистоте. Все вы знаете, знаю и я, что буквально до этих дней Мехлис и Стецкий клялись в этих стенах кстати и некстати именем Бухарина больше, чем именем Ленина. Что же касается лично Мехлиса, то для него Ленин как теоретический авторитет вообще не существовал. Богом Мехлиса был и оставался всегда один Бухарин. Сегодня Мехлис сделал поворот на 180 градусов, но тогда позволительно спросить и его – в чем же тайна вашей столь мудрейшей «трансцендентальной апперцепции»? Слов нет, Бухарин – грешник, мы об этом писали и говорили еще тогда, когда (простите за нефилософское выражение) вы ему лизали пятки, но скажите – чьи пятки вам пришлись по вкусу сегодня? Природа не любит обижать слабых, она наделила хамелеона всеми цветами радуги, ежа – колючками, черепаху – панцирем, но бодливой корове она не дала рог. Если вы хотите, чтобы мы поверили вашему детскому лепету об ошибках Бухарина, то начните с истории собственного хамелеонства в партии и ренегатства в группе Бухарина.

* * *

      Во все время речи Стэна Мехлис то беспокойно двигался на стуле, то нервно ерошил волосы. Когда Юдин спросил, есть ли еще желающие выступить, то Сорокин встал и попросил проголосовать его предложение и тем закончить обсуждение вопроса. Из зала раздались вновь протесты против предложений Сорокина. Кто-то потребовал дать слово Мехлису для объяснения по поводу выступлений Сорокина и Стэна.

      Мехлис попросил сделать перерыв до завтра, но собрание не согласилось. Тогда Мехлис отказался от слова, что вызвало переполох в зале.

      – Слабо, слабо, значит, – начали кричать из зала.

      – Он должен консультироваться у новых пяток, – раздался новый голос.

      Совершенно растерянный Юдин не знал, что ему делать, а между тем страсти все больше и больше разгорались. Тогда кто-то внес новое предложение: «Ввиду отказа товарища Мехлиса от заключительного слова, собрание переходит к голосованию предложений товарища Сорокина». Юдин вопрошающе посмотрел на Мехлиса, но Мехлис и без Юдина догадывался, что уже одно голосование такого предложения означало бы для него политическую смерть в глазах ЦК. Его не страшила речь Стэна, на нее он мог, если не убедительно, то во всяком случае весьма ловко ответить, но предложения Сорокина шли дальше его полномочий на данном собрании: «просить ЦК исключить Бухарина из Политбюро», но и выступать против такого возможного решения собрания он не имел достаточно мужества.

      Однако, руководствуясь мудрой формулой тех дней – «лучше перегибать, чем недогибать»– Мехлис, вероятно, единственный раз в своей жизни пошел на риск. Он выступил. Юдин облегченно вздохнул, а в зале вновь водворилась напряженная тишина.

      Мехлис, разумеется, весь свой огонь и гнев разрядил на Стэне. «Я, – говорил он, – был и учеником Бухарина и, быть может, и его оруженосцем, когда это оружие метко било по троцкистам,