Тетрадь из прикроватной тумбочки больницы «Асута» (Записки импотента) и другие повести. Вильям Богуславский

говориться – для него облегчение. Да и для тебя должно быть любопытно. Не всегда это бред.

      Он нажал какую-то кнопку, и в двери появилась медсестра – высокая девушка с кокошником на голове, из-под которого выглядывали свёрнутые в клубок светлые волосы.

      – Отведешь больного в экспериментальную палату, ознакомишь с порядками.

      Так я оказался на приеме у главврача первой городской больницы Крайска, уролога, кандидата медицинских наук Виктора Петровича Беспалько, которому моя мама, тоже врач, но педиатр, через знакомых меня показала.

      Медсестра, сопровождавшая меня, толкала перед собой тележку с аккуратными ящичками.

      – Зовут Светланой, – живо говорила она, – можно Света, а Светик – это не для тебя. А то сестричка, сестричка! Что-то экспериментальную загружают… Вчера на катафалке больного хлопца положили. Плачет бедный. А познакомишься со Степаном Евдокимовичем, Ходоровым, есть такой, – поумнеешь!

      Я в синем с белыми пятнами от дезинфекции халате, зажимая полы, поспешал за ней.

      – Больница наша считается инфекционной, – продолжала она, – посторонним вход запрещен. Общаются вон, через ограду. А наш корпус особенный – только четыре койки. Виктор Петрович помещает экспериментальных, он сейчас работает над докторской диссертацией, и я туда теперь по графику бегаю. Вот, все со мной. А тебя почему кладут?

      – Ты, как я вижу, шустрая, узнаешь?

      – У Виктора Петровича тайна Гиппократа. Захочет – скажет, а так ни – ни! Его жена в нашей больнице тоже работает, так я их никогда вместе не видела! Вот вход!

      Я разглядывал, все-таки бывшая крепость. Может, это когда-то был боевой бастион, он отстоял отдельно от других корпусов. Возможно, какой-то штаб, но было пристроено крыльцо, и в палату вела одна дверь!

      Только вошли, с койки напротив под окном приподнялся человек в наброшенном на плечи халате, худой с изможденным, злобно морщинившимся лицом и – выкрикнул:

      – Сестра, двадцать пять минут! Я буду жаловаться Виктору Петровичу!

      – Степан Евдокимович! Где ваша задница! – Светлана из своей тележки не торопясь достала шприц, по оголенному месту сделала неожиданный шлепок.

      Позже я узнал, что если зажать между пальцами шприц, это уже особо профессиональный шик, шлепок с уколом – безболезненный!

      – Спасибо!! Но придерживайся графика! Виктору Петровичу напомни, чтобы увеличил дозу!

      Светлана показала мне койку.

      – Твое место, – негромко сказала она, – еще наслушаешься!

      Палата показалась большой, почти квадратной с низким потолком, три вытянутые окна и четыре койки. Одна, ближе к входу, пустая.

      …Уже к вечеру меня позвали к ограде. Понятно. Появилась моя мама, прильнула к решетке и озабоченно смотрела.

      – Ну как, Изенька? Я уже поговорила c Беспалько, и он мне сказал…

      То раздражение, которое у меня копилось целый день, прорвалось.

      – Что ты лезешь? Мало того, что ты упекла меня в эту клетку, ты еще и тут продолжаешь дальше совать свой нос. Я сам все знаю! И не появляйся тут, и без тебя тошно! Принеси общую тетрадь и ручку!

      Так я оказался с тетрадью, и на первой странице пишу:

      «Проба, проба, проба. Крепость. Воздвигнута в далеком прошлом, охранять Украину от набегов татар и турок. В наше время на ее территории больница во главе с главврачом Виктором Петровичем Беспалько.

      Слева от меня оторвался от подушки и повернул ко мне круглое лицо молодой парень. Видно, положенный вчера. Дальше под окном явно старый человек, седой, небритый, покосился и отвернулся. И совсем напротив под вторым окном, – тот, который нас встретил. О нем, значит, говорил Виктор Петрович!

      Вот так сразу представилась мне компания, в которой я оказался. И вскоре я уже знал, с чем каждый здесь лежит. О себе я почти ничего не говорил, да и не очень интересовались, каждый был занят собой.

      Убедился, эти записи даже для себя требуют определенного порядка, лучше писать новое с промежутком и, как говорят, с красной строки, а воспоминания тоже как-то выделять, я решил – восклицательными знаками:

      !!!

      Все началось с того мальчика Юры, москвича, который приехал на каникулы с мамой к своей бабушке к нам в украинский районный центр Дымово. Москвич – и от нас, местных, он резко отличался. Было ему лет двенадцать-тринадцать не намного меня старше. Столичный, причёсанный, наискосок шлейка к синим штанишкам, важничал, но вместе с нами бегал. А самым излюбленным местом наших игр было старое запущенное кладбище вокруг «могилы». Так назывался курган, осевший от времени, и все еще возвышающийся над заросшими бурьяном редкими крестами и могильными плитами. Говорили, что там захоронен какой-то важный хан времен татаро-монгольского нашествия. И слава об этой могиле шла нехорошая, будто какие-то колдовские силы от нее исходят, даже хоронить вокруг него перестали, но нам мальчишкам лучшего места для игр не найти, особенно в прятки.

      Как сейчас помню. Было лето, мы играли, и мы с этим Юрой залегли