100 великих крылатых выражений. А. В. Волков

живы в сердцах римлян в середине I в. до н. э., когда Гай Юлий Цезарь повел свою затяжную войну с галльскими племенами. К тому времени Римская республика завоевала большую часть известного тогда мира. Галлы, как некогда римляне, оборонявшие Капитолий, отчаянно сопротивлялись, но все же были порабощены. За унижением Рима пришло время вечной славы. За торжеством галлов – их поражение, истребление, рассеяние.

      Знаменитый немецкий историк Теодор Моммзен, удостоенный в 1902 г. Нобелевской премии за свой труд «Римская история», даже предположил, что тайной подоплекой того нескончаемого натиска римских армий на все соседние земли было стремление окружить себя огромным кольцом подвластных Риму стран, чтобы – в случае необходимости – вести оборонительные войны на их территориях и навсегда оградить Рим от вражеского вторжения. Вся многовековая экспансия римлян, если согласиться с Моммзеном, коренится в событиях одного-единственного дня, 18 июля 387 г. до н. э., «черного дня» римлян.

      Не заслоняй мне солнца!

      336 г. до н. э.

      Один был проклятьем для сограждан. Другой – проклятьем для всего мира. Однажды они встретились и поговорили. Разговор был лаконичным. И вот уже более двух тысяч лет историки вспоминают и истолковывают его.

      Речь идет о легендарной встрече царя Александра III Македонского (356–323 до н. э.) и радикального философа-опрощенца Диогена Синопского (412–323 до н. э.) – самого яркого представителя кинического направления в философии, если следовать не эмоциям, а терминологии. По преданию, они встретились в 336 г. до н. э. в Коринфе.

      В Коринфе, центре тогдашней политической жизни Греции…

      После гибели отца, царя Филиппа II, юный Александр объявил, что, став его преемником, считает себя, как и прежний правитель, законным гегемоном эллинов. Стремясь не допустить, чтобы греческие города восстали и заключили союз для борьбы со своими северными соседями – македонянами, которым до Филиппа II никогда не подчинялись, царь решил созвать в Коринфе новый конгресс Панэллинского союза. Это собрание должно было подтвердить наследственные права Александра.

      Так и произошло. Представители всех греческих городов, кроме спартанцев, не приехавших на конгресс, послушно выполнили все, что от них требовалось. «Аншлюс» Греции был подтвержден. Как саркастично писал свидетель австрийского «аншлюса» 1938 г. австрийский историк Фриц Шахермайр, «испуганные греческие города старались превзойти друг друга в выражении верноподданнических чувств и уверяли царя в своей лояльности».

      Кроме того, конгресс 336 г. до н. э. еще раз принял решение о войне против персов. Перед двадцатилетним царем, назначенным, как и его отец, стратегом-автократором в грядущей войне, открывались блестящие (но и опасные!) перспективы. Он призван был совершить подвиги – или героически погибнуть. Сокрушить Персидскую державу – или быть раздавленным ею. Он был, словно одинокий гоплит, с копьем наперевес бросившийся на стену крепости. Треск сломанного копья, свист летящих навстречу стрел – вот что,