Необыкновенное обыкновенное чудо. Сергей Лукьяненко

не знал этой игры. Айтыр у подоконника крутил в руках недоделанный кораблик. Мать объяснила, как играть, но оказалось, что ни у кого нет фантов. Лилька, девочка со сложно заплетенными косичками, всегда носила в кармане гребенку, но отдать ее не решилась – а вдруг пропадет? Айтыр положил на стол кораблик и сказал:

      – Это будет мой фант.

      Геня придвинул его к себе и несколькими движениями завершил постройку.

      – Геня, сделай девочкам фанты, – попросила мать и положила на стол газету и два листа плотной бумаги. Геня взял лист, мгновение подумал и сделал продольный сгиб…

      Бритые головы мальчишек, стянутые тугими косичками головки девчонок склонились над столом. Лодка… кораблик… кораблик с парусом… стакан… солонка… хлебница… рубашка…

      Он едва успевал сделать последнее движение, как готовую вещь немедленно выхватывала ожидающая рука.

      – И мне, и мне сделай!

      – Тебе он уже сделал, бессовестная ты! Моя очередь!

      – Генечка, пожалуйста, мне стакан!

      – Человечка, Геня, сделай мне человечка!

      Все забыли и думать про фанты. Геня быстрыми движениями складывал, выравнивал швы, снова складывал, загибал уголки. Человек… рубашка… собака…

      Они тянули к нему руки, и он раздавал им свои бумажные чудеса, и все улыбались, и все его благодарили. Он, сам того не замечая, вынул из кармана платок, утер нос – и никто не обратил на это внимания, даже он сам.

      Такое чувство он испытывал только во сне. Он был счастлив. Он не чувствовал ни страха, ни неприязни, ни вражды. Он был ничем не хуже их. И даже больше того: они восхищались его чепуховым талантом, которому сам он не придавал никакого значения. Он словно впервые увидел их лица: не злые. Они были совершенно незлые…

      Айтыр на подоконнике крутил газетный лист, он распустил кораблик и пытался сделать заново, а когда не получилось, он подошел к Гене, тронул его за плечо и, впервые в жизни обратившись к нему по имени, попросил:

      – Гень, посмотри-ка, а дальше как…

      Мать мыла посуду, улыбалась и роняла слезы в мыльную воду.

      Счастливый мальчик раздаривал бумажные игрушки…

      Томболия-тромболетта

      Павел Рудич

      В палате № 3 мальчишка шести лет с опухолью головного мозга примостился на подоконнике и рисует на казенном листе А4 акварельными красками. Рисунок его мне сразу не понравился. В два цвета, синий и черный, нарисовал он три, предположительно человеческие, фигуры. Говорю:

      – Привет, Пикассо! Что это у тебя за «Авиньонские девицы»?

      Максим смотрит на меня с укоризной:

      – Это мама, папа и я!

      – А почему у тебя и мама, и папа – в платьях? И ноги у них какие-то короткие!

      Мальчишка тычет в черную фигуру пальцем и возражает:

      – У папы не платье! Это – ряса. И совсем не короткие ноги у моей мамы! Это у нее платье такое длинное!

      Отец у Максима – сельский священник. А мать, стало быть, – попадья, и мини-юбки ей в самом деле – не пристали.

      – А небо у тебя почему черное?

      – Это