Панджшер навсегда (сборник). Юрий Мещеряков

Он был стариком и совсем не походил на всех известных Ремизову таджиков, узбеков, туркмен. Согбенная спина, темное, изрезанное глубокими морщинами лицо с узкой седой бородой, на голове смотанный из грязной цветной ткани тюрбан, такой же грязный был стеганый чапан, подпоясанный кушаком, босые заскорузлые ноги имели цвет земли. Ремизов рассматривал старика, словно археологическую диковину, совсем скоро он привыкнет к подобным зрелищам, а также поймет, что в определении возраста нужно быть осторожнее, этот старик вполне мог быть немногим старше средних лет. Их глаза встретились. Открытый улыбающийся взгляд молодого русского офицера натолкнулся на такой же открытый, но полный вражды взгляд афганского старика. Много жил, много видел, много знает этот путник, однако, он совсем не философ. Сегодня на его земле чужестранцы, и в его сердце зло. Это правда. Но был Искандер, были персы, был Тамерлан, были англичане. Где они все, и что станет с этими? Иди в пустыню, постой среди песчаных волн, послушай, о чем столетиями поют барханы, и найдешь ответ. И окажется он удивительно знакомым: все пройдет. И это пройдет. Не оглядываясь, не меняя выражения лица, почтенный аксакал, как символ бессмертного времени, степенно прошел мимо колонны и по густой глинистой пыли направился в запутанные переулки Хайратона. Беззаботный ослик, мотая хвостом, семенил следом, ему было все равно, какие люди и чьи машины стоят на разбитой обочине этой страны.

      Так и началась эта война.

      Куда ведет дорога? А никуда она не ведет. Вокруг, до горизонта, бледно-желтые, нагретые под солнцем пески, над ними белое небо и в нем, как проклятье, жгучее и такое же белое солнце. Барханы, барханы, дюны, горячий низовой ветер несет по ним комки верблюжьей колючки, сдувает с гребней струйки песка, заметает любые следы. Возникло впечатление, словно и серая нитка дороги растворяется где-то там, впереди, среди миражей и песчаной пыли. Колонна шла хорошо, быстро, в эфире изредка шли вялые переговоры, комбат Усачев или его начальник связи Мамаев запрашивали тыловое замыкание, все ли в порядке, держат ли дистанцию, ну и все, что положено соблюдать на марше. Навстречу не попадалось ни одной машины, как будто их бронированная змея получила зеленую улицу. Суть заключалась в другом. Комендантский час на трассе прекращается в восемь часов утра, и все афганские и наши армейские колонны до этого времени томятся в безопасных отстойниках в районе Ташкургана, Пули Хумри, Саланга, а оттуда до Хайратона неблизкий путь. И всем нужен именно Хайратон, крупнейшая перевалочная база, крупнейший терминал, где ежедневно швартуются баржи с продовольствием и стройматериалами, где на платформах и путях пятикилометровой железной дороги разгружаются составы, где идет перекачка дизельного топлива и керосина. И все из Союза. Войска тоже шли из Союза.

      После полудня на перекрестке разминулись с дорогой на Мазари-Шариф. Оставив справа, где-то за барханами, мусульманские святыни, не сбавляя оборотов, боевые машины рвались навстречу пустынным просторам