Тысяча Чертей пастора Хуусконена. Арто Паасилинна

видов копченой рыбы, пирожки из лосося, рулеты из щуки, а также соленая селедка, копченая ряпушка и запеченный лещ… Ими повариха десятилетиями баловала отмечающих праздники жителей Нумменпяя. Подобно апостолам, Астрид была и превосходным пекарем: ей лучше всех удавался ржаной, кисло-сладкий, ячменный хлеб и багеты, она отлично сушила сухари и раскатывала пироги.

      – Но не хлебом единым жив человек. Мясные блюда дорогая покойница готовила золотыми руками! Они были прямо божественными! – С упоением пастор Хуусконен огласил список праздничных деликатесов от Астрид Сахари: – Вспомним только пропеченные бедрышки ягнят или медленно томившиеся в печи свиные окорока… а еще превосходный студень и свиные рулеты или жаркое из куропатки, фазаньи отбивные, обжаренные в жире почки, оленьи лопатки, высушенные на открытом воздухе, не говоря уж о знаменитых пирожках с лосятиной!

      Горстка присутствующих слушали речь пастора со слюнками во рту. Когда покойницу отпели, они поспешно выпили кофе, а затем каждый побежал к себе ужинать, потому что на похоронах поварихи всех обуял дьявольский голод. Пастор Хуусконен тоже поторопился домой, где его ждал голодный медвежонок. Пастор отрезал ему огромный кусок вареной колбасы и спросил у жены, что у них на ужин.

      Пасторша поставила на стол печеночную запеканку, равнодушно положила рядом несколько кусочков соленого огурца, налила в стакан воды и удалилась в спальню. Пастор добавил в печеночное месиво немного масла и неохотно принялся за пресное блюдо. Не то чтобы эта безыскусная пища не была Божьим хлебом и сама по себе не заслуживала всяческого почтения, но почему-то казалось нечестным, что в рот пастора отправлялась еда, пригодная скорее для собак.

      Когда Оскари и медведь поели, пастор взял своего питомца под мышку и тоже поплелся в спальню, где раздражительная жена ждала его на своей стороне супружеской постели.

      – Не тащи животное в кровать, – запретила пасторша, затевая ссору.

      – Бедолага привык спать в ногах, он же и твои ноги греет, – попытался возразить пастор.

      Пасторша воинственно привстала с подушки.

      – До твоей башки не доходит, что ни одна женщина в здравом уме не захочет делить кровать с медведем!

      Саара Хуусконен разразилась причитаниями о том, как ее возмущает забота о гигиене Черта: от медвежьих подмышек разило торфяным болотом, под хвостом он себя никогда не вылизывал, его зубы пахли гнилой рыбой, если их насильно каждый день не полоскать, причем этот проклятый Черт еще и кусался, сидеть на унитазе он до сих пор не научился, а только откладывал в саду жиденькие кучки, причем вчера одна обнаружилась прямо перед диваном в гостиной.

      Оскари Хуусконен заметил, что в молодости Саара была невыразимо счастлива с ним под одним одеялом и пылко нашептывала ему на ушко, будто он милый и сильный, как медведь.

      – Сейчас медведь здесь самый настоящий, а большой радости в тебе я не вижу.

      – Лесом он пускай идет, дай мне поспать.

      Черта заперли в корзине,