Калининградский сувенир. Евгений Прядеев

откуда голос? В недоумении я оглянулся, пытаясь понять, кто же ещё кроме напарника может меня звать, но никого не увидел.

      – Андрей! – да что происходит? Когда мы успели подписаться на постройку усадьбы?

      – Да твою дивизию, открой глаза в конце конов! – Теперь мне казалось, что крик возникает прямо у меня в голове и я наконец проснулся. Естественно, что тут никто ничего не строил, моё бренное тело лежало на диване, рядом с которым стоял Костян и взирал на меня с крайне недовольным выражением на лице.

      – Андрей, решай быстро! – Нетерпеливо спросил он, убедившись, что я всё-таки открыл глаза. – Вы едете со мной или останетесь спать дальше? А то я уже опаздывать начинаю.

      – Не-не, мы, конечно, едем, – торопливо пробубнил Мирон, заглядывая из коридора с зубной щеткой во рту. – Пять минут и мы готовы.

      Какой он всё-таки быстрый! «Пять минут и мы готовы…»

      А как же выпить чашечку кофе? Или ещё лучше запить им свежепожаренную яичницу с беконом? Но, судя по всему, такой сервис в квартире Костяна предусмотрен не был, а жаль.

      Кряхтя и постанывая, я всё-таки заставил себя слезть с дивана и принялся натягивать джинсы. Посмотрел время на экране смартфона и тихо охнул. «Мама дорогая! Половина шестого утра! И эти люди будут рассказывать мине за совесть!»

      Хотя я не знаю, во сколько проснулся Костян. В гостиной оказался идеальный порядок, все следы вчерашнего праздника уже испарились, а на кухне аккуратными шеренгами выстроились помытые стаканы, рюмки и прочие столовые приборы. Ладно, будем и мы собираться.

      Впрочем, бухтел я зря. Почистить зубы и найти чистые носки в рюкзаке оказалось делом недолгим, поэтому если не через пять, то максимум через шесть минут я уже стоял в кроссовках в прихожей и натягивал на себя утеплённую непродуваемую ветровку.

      – Давайте, давайте, давайте! – торопил нас Кузнечик, как будто где-то был пожар и без нас там никак не обойдутся. Мы с Мироном молча зевали и также молча выполняли все его распоряжения.

      На улице оказалось темно, сыро и противно. Как там было в песне у моего любимого барда?

      Туманным бархатом сезона,

      Окутан мокрый променад.

      И ты сказал солидно и резонно:

      «А город всё же мрачноват!»

      Мирон правда ничего не говорил. Он молча посмотрел на небо, вытер с лица капельки влаги, буквально висящей в воздухе, вздохнул и молча забрался на заднее сидение автомобиля.

      – Слушай, а ты всегда открываешься так рано? – закурив, спросил я у приятеля, когда мы уже выруливали со двора. Сигарета, конечно, неважная замена завтраку, но и круглосуточных кофеин в Чикаго, как называли Чкаловск местные, в поле зрения тоже не наблюдалось.

      – Я стараюсь начинать работу не позднее шести утра, – пояснил Костян, выруливая на окружную. Сегодня, в отличие от вчерашнего вечера, он вел машину уверенно, но очень аккуратно. – Как правило, первые два часа у меня золотое время. Местные алкаши тащат сдавать то, что им удалось где-то