Как я был Анной. Павел Селуков

Прошлой зимой убирать палатку выпало мне. Я уже обратно шёл, когда со снега газету подобрал. Там писали об одной девочке из Архангельска, которую воспитала стая собак. Никакого человеческого потенциала в ней отыскать не удалось. Она, извините, задирает лапу, лает, скулит, виляет задом и плевать хотела на Пушкина, иконы и выпечку. Стало быть, разговоры о божественной искре в человеке сильно преувеличены. Стало быть, если искра и есть, задуть её очень просто – отвези младенца в лес, и всё. В своё время такое открытие едва не сокрушило Редьярда Киплинга. Он даже усы сбрил, а потом взял и очеловечил Маугли на бумаге, хотя в действительности тот как был животным, так животным и остался.

      Этот вопрос в нашем монастыре довольно остро стоял. Потому что газету сначала я прочитал, а потом и вся братия. На самом деле это бездна вопросов, текучесть такая мёбиусная. Во-первых, если человек уже создан по образу и подобию Божьему, то как же он псина? Во-вторых, где свобода воли? Тут братия разделилась кардинально. Одни взяли сторону Кальвина, то есть богослова Осипова, другие грудью встали за Арминиана, сиречь митрополита Сурожского из Англии. По первым выходило, что человек живет и действует внутри Божьего плана, где всё предопределено, но человек подробностей предопределения не знает, а посему как бы орудует свободно, хотя на самом деле и нет. По вторым выходило, что никакого Божьего плана нет, иначе неэтично, иначе Бог специально Адама яблоком накормил, определил к грехопадению, довёл до ручки, а потом, чтобы человек на той ручке не удавился, послал на Землю во искупление людских грехов своего сына Иисуса Христа, чтобы он принял смерть мученическую, какая Мелу Гибсону и не снилась, а потом воскрес ради общего спасения, которое через веру в Него приходит ко всякому человеку. Вторые говорили первым: «У вас не Бог, а дитя злое, которое муравьям лапки отрывает и лупой их жжёт!» Первые говорили вторым: «Ваш Бог дальше носа своего не видит и слаб, как человечек обыкновенный!» На это вторые отвечали первым: «Окститесь! Иисус – Богочеловек, а не Громовержец! В том-то и его божественность, что он самый человечный из нас!» Первые не соглашались: «Сперва Бог Он, а потом человек! Да и как вы смеете с Христом себя сравнивать? Он от Духа Святого рождён непорочной Девой Марией, а вас всех папки с мамками настругали!»

      Прения по этому вопросу заняли монастырь на три месяца, пока настоятель не вывесил объявление: «Вопрос отсутствия или наличия свободы воли у человека обсуждать строго запрещается! Иначе – анафема».

      Естественно, братия вернулась к вопросу первому, из которого что только не вытекло. Итак. Если человек создан по образу и подобию Божьему, то как же он псина? Я, надо сказать, от бурных разговоров уклонялся. Я пришёл в монастырь искать спасения от буйного темперамента и не хотел распалять эту сатану жаркими спорами. Не такими были братья Григорий, Михаил и Василий. Григорий, мужчина в соку и рыжебородый, укрылся в монастыре от долгов, которые произвёл ради стриптизёрши, ибо любил ее крепко. Михаил пришёл сюда от неспособности жить в грубом мире, потому как сам был нежен и трепетен, усов почти не имел, подмышками не колосился, носил бледную кожу и тонкие запястья.