Рад, почти счастлив…. Ольга Покровская

«Я не хочу, – сказал он. – Пошли домой. Просто посидим, поговорим».

      – Ты оцениваешь город не включая сердца, – дорогой пенял ему Андрей, раздосадованный поломкой планов. – Тебе тут грязно! Тебе тут плоско! А ведь здесь есть влюблённые, есть маленькие дети, дружба, и всё это наложено на гигантский культурный пласт – извини, если тебе не заметно! Ты просто видишь рекламную наклейку и принимаешь её за суть. Тут даже спорить не о чем! Вот пошёл бы – я бы тебя познакомил с нормальными людьми, открытыми, творческими и без этого вашего московского пафоса – кто круче. Если честно, я вообще не понимаю, чем вызван твой шок. У вас в центре всё то же, только больше хамства.

      – Да, – согласился Иван. – Но с нашей Тверской хотя бы можно быстро добраться до дому.

      – Так а мы что делаем? – возмутился Андрей, впрочем, тут же вернул себе бодрость духа. – Ладно, – толкнул он Ивана в плечо, – домой – так домой!

      Андрей снимал квартиру в старом доме со скрипучим лифтом. От его деревянных стен пахло кофе и сухофруктами. К тому же, кабина была малогабаритна – в такой не поместится офисная толпа. «А вот лифт у вас хороший. Мне нравится!» – оценил Иван.

      В квартире у Андрея было чисто и не по-домашнему. Иван зашёл туда, как в отель. Ему досталась комната с балконом, и сразу Андрюха притащил «в номер» бутылку вина, бокалы и ноутбук.

      Он собирался в подробностях и с иллюстрациями открыть Ивану свою жизнь – это сверкающее чудовище без единого угла тишины.

      Вина Иван не коснулся, а вот фотографии в компьютере его увлекли. На них были запечатлены мероприятия, в которых участвовал его друг – рабочие поездки, презентации, пикники, вечеринки, путешествия.

      Объектами съёмки являлись, соответственно, города, небоскрёбы, конференц-залы, лавандовые поля, моря и пустыни, машины, велосипеды, парусники, фуникулёры, и главное, друзья – люди, рядом с которыми Андрей казался так же добр и открыт, как некогда с Иваном на дачной поляне их детства.

      Среди снимков попадались целые портретные серии. «Видишь, как я поднаторел! Я фотограф уже почти!» – хвастал Андрей и подолгу держал каждый кадр, давая Ивану возможность вглядеться в лица.

      – А девушки, это что, всё твои невесты? – полюбопытствовал Иван.

      – Некоторые мои, – признал Андрей. – А некоторые – не мои.

      – А старики чьи?

      – Старики, в основном, ничьи. Просто местные. Этот из Марокко – торговец мятой! Он нам чай заваривал, прямо на возу.

      О каждом герое у Андрея наготове была история. Он охотно рассказывал – кто и откуда, чем живёт, как познакомились.

      Вскоре Иван почувствовал: горечь за приспособившегося друга уходит. Андрюха оказался молодец и во многом по-человечески его превзошёл. Лучше знал людей, меньше требовал от них. Какая-то новая доброта появилась в нём. Он говорил о своих приятелях и приятельницах, как о сиротах, о неустроенных детях, с которыми ему довелось делить дорогу и хлеб.

      На одной из фотографий Иван застрял: там мальчишка вроде