Падди Кларк ха-ха-ха. Родди Дойл

Потрясающе было бы, ага? – вздохнул я.

      – Ага, – поддакнул Кевин. – Нехило.

      Мы имели в виду: нехило, когда маманя умерла. Синдбад, мой младший братишка, понял и заревел. Лиам учился со мной в одном классе. Однажды он наложил в штаны, и вонь накрыла нас, как накрывает печной жар, если отворить заслонку. А учитель ничего ему не сделал: не орал, не стегал в ярости ремнем по его парте. Ничего! Только велел нам сложить руки и уснуть, а когда мы уснули, вывел Лиама вон из класса и долго не возвращался. А Лиам в тот день совсем не вернулся.

      Джеймс О’Киф прошептал:

      – Я бы обгадился – он бы меня убил!

      – Угу.

      – Нечестно, – ворчал он, – нечестно.

      Мистер Хеннесси, учитель, Джеймса ненавидел. Пишет, бывало, на доске, стоя к нам спиной, и говорит:

      – О’Киф, я ведь знаю, что-то вы там творите, чем-то вы не тем заняты. Не ждите, пока я вас поймаю.

      Однажды сказал так, а Джеймса О’Кифа вообще не было. Свинкой болел.

      Хенно привел Лиама в порядок в учительском туалете, потом пошел с ним к директору, а уж директор на собственной машине отвез Лиама к тетке, потому как дома у О’Коннеллов никого не было. Тетя жила в Рахени[1].

      – Бумаги он два рулона извел, – рассказывал Лиам, – и шиллинг мне дал.

      – Вранье, покажи.

      – Вот!

      – Тю, это три пенса…

      – Я остальное все потратил. – И с этими словами Лиам достал из кармана пакет ирисок, вернее, остатки пакета, и показал нам. – Вот!

      – Дай одну.

      – Там всего-то четыре штучки осталось. – Лиам засунул ириски обратно в карман.

      – Ах, так, – сказал Кевин и толкнул Лиама.

      Лиам побрел домой.

      В тот день мы возвращались домой со стройки. Набрали длинных шестидюймовых гвоздей, дощечек – кораблики делать, вдоволь накидались кирпичами в канаву со свежим цементом. И вдруг Эйдан как дал деру – он страшно хрипел, задыхался от астмы. Ну мы и побежали тоже. Кто-то за нами гнался. Но мне пришлось ждать Синдбада, и я увидел, что никто за нами и не гонится. Но промолчал. Схватил Синдбада за руку и помчался, еле нагнал остальных. Остановились мы, только выбежав на пустырь. Хохотали, визжали через дырку в заборе. Потом полезли наружу, опасливо оборачиваясь, не идет ли сторож. Синдбад зацепился рукавом за колючую проволоку.

      – Сторож идет! – заорал Кевин и проскользнул в дырку.

      Мы оставили Синдбада сражаться с проволокой и притворились, что удираем. Было слышно, как мой брат громко сопит. Мы присели у ворот ближнего к забору дома – О’Дрисколлов.

      – Патрик, – захныкал Синдбад.

      – Синдба-а-ад, – передразнил Кевин.

      Эйдан засунул пальцы в рот. Лиам пульнул камнем в забор.

      – Маме скажу, – ныл Синдбад.

      Я сдался. Отцепил мелкого, вытер ему нос рукавом. И потопали мы домой ужинать: четверг – пастуший пирог[2].

      Отец Лиама и Эйдана выл на луну. Не каждый день, понятно, только иногда среди ночи, на заднем дворе. Я никогда не слыхал, но Кевин говорит, слыхал. Ма говорила, что это он по жене тоскует.

      – По миссис О’Коннелл?

      – Верно, верно.

      Па с ма был согласен.

      – Горюет, бедняга, – вздыхала мама.

      Кевинов отец утверждал, что мистер О’Коннелл воет по пьянке. Он, впрочем, не говорил «мистер О’Коннелл», он говорил «наш лудильщик».

      – Кто бы говорил – сказала моя мама. – Не слушай ты его, Патрик, он шуткует так. Ну сам посуди, где мистеру О’Коннеллу напиться? В Барритауне[3] и паба-то нет.

      – В Рахени зато целых три.

      – Рахени не ближний свет, не наездишься, – сказала ма. – Бедняга мистер О’Коннелл. Что уж толковать о нем.

      Кевин рассказал Лиаму, что видел, как его папаня смотрит на луну и прямо так «у-у-у», точно волк-оборотень.

      Лиам обозвал Кевина брехлом.

      Кевин заорал: «А ну, повтори!» Но Лиам повторять не стал.

      Ужин был не готов. Синдбад оставил правый ботинок на стройке. Нам запрещали там играть, и мелкий соврал, что не помнит, где его забыл, этот ботинок. Ма Синдбада отшлепала. Держала его за руку и шлепала, а он уворачивался, так что не сильно досталось. Но Синдбад все равно ревел, и ма его отпустила.

      Синдбад у нас рева-корова.

      – Не дите, а сто фунтов убытку, – сказала она Синдбаду, сама чуть не плача. И велела после ужина пойти нам вдвоем и отыскать этот ботинок. Я, видите ли, должен был за младшим приглядывать.

      Впотьмах еще переться через дырку в заборе, через пустырь, а на стройке грязища, сторожа, в цемент еще вляпаюсь. Ма отправила нас мыть руки. Я прикрыл в ванной дверь и прописал Синдбаду за все хорошее.

      Я должен был присматривать за Дейрдре, лежащей в колыбельке, пока ма надевала мелкому чистые носочки. Она вытерла ему нос и глаза прямо

1

Здесь и далее упоминаются пригороды Дублина и окрестные районы.

2

Пастуший пирог – традиционное блюдо британской кухни, слоеная запеканка из рубленого мяса или фарша и картофельное пюре.

3

Барритаун – вымышленный пригород к северу от Дублина, который, как считается, представляет собой смесь реальных районов, в которых вырос автор – Килбаррака и Баллимуна. Башни – многоэтажные дома Баллимуна, построенные в 1960-х, – стали символом экономической депрессии в стране в 1980-х гг. и провала массового строительства государственного жилья в Дублине.

Действие первых трех романов Р. Дойла также разворачивается в Барритауне.