Волшебник. Набоков и счастье. Лила Азам Зангане

на проносящейся мимо стене. Эта способность удивляться мелочам – несмотря на грозящую гибель – эти закоулки души, эти примечания в фолианте жизни – высшие формы сознания». Романист – бессмертная Алиса в реальном мире. Его способность восторгаться и возвращаться, играть со временем, воспринимая одномоментно прошлое, настоящее и будущее, уничтожает само понятие о нем. В качестве читателей мы можем поучаствовать в сотворении этого чуда – того, что отрицает унылый здравый смысл и что тихо посмеивается над копеечной логикой линейного времени. Детская способность удивляться пустякам, не замечать серьезного и испытывать радость, «вставая на сторону иррационального, нелогичного, необъяснимого», то есть самого прекрасного.

      Чтобы достичь этого, мы можем попробовать для начала представить себе роман во всех его подробностях и внимательно изучить эту чудесную оптическую игрушку, с помощью которой открываются образы внутри образов. Ибо утрата любого образа есть утрата возможности быть счастливым. Когда мы перелистываем страницы, мы, возможно, ищем и иное – наш собственный, нами придуманный и только нам принадлежащий мир, он одновременно и присутствует и отсутствует в том романе, который мы держим в руках. А потом (и только потом) цвета и очертания окруживших нас новых предметов сольются с реальностью, лишившейся «кавычек, бывших ей вместо когтей». Приключение закончится, читатель совершит свой подвиг воображения.

      Вот в чем я увидела природу счастья. Литература – и Набоков в особенности – оказалась для меня не учебником, как стать счастливым, а самим переживанием счастья. В. Н., с его лингвистической гениальностью и трехъязычной грациозностью, пробуждает это чувство больше, чем какой-либо другой писатель из числа мне известных.

      Наверняка кто-нибудь скажет, что негоже быть счастливым по рецептам Набокова: известно, мол, что у этого писателя было не все в порядке с моральным и сексуальным здоровьем. Но я убеждена – он великий писатель счастья. И под счастьем я имею в виду не чувство притупляющего разум благополучия и довольства собой (разве не одни только коровы довольны жизнью в этом смысле). Счастье по Набокову – это уникальный способ видеть, восхищаться и понимать. Другими словами, улавливать (как ловят сачком бабочек) летящие к нам частицы света. Отсюда его понимание искусства как любопытства и восторга. Это искусство, которое ведет нас к полной ясности сознания. Даже в темноте и смерти, говорит нам Набоков, вещи дрожат искрящейся красотой. Свет можно найти повсюду. Смысл заключается не в том, чтобы лишь блаженно умиляться. Смысл в том, чтобы улавливать свет сквозь призму языка и самого утонченного знания. Такое знание в n-й степени содержит в себе «совершенное счастье». Только вооруженные им, мы можем претворить то, что кажется частью повседневности, быта, в неповторимые сюрпризы, вещи, изготовленные с небывалым умом и невероятным мастерством. К счастью, в набоковском пейзаже многое на первый взгляд неразличимо, и читателю приходится постоянно