Три века спора о варягах. Летопись и варяги. Дмитрий Верхотуров

мнение о Миллере: «Хоть г. Герард Фридрих Мюллер и не читал еще до сих пор в Академическом собрании никаких своих исследований, так как его работы, собственно, к тому и не клонятся, однако же составленные и напечатанные им еженедельные «Примечания» успели дать достаточное представление об его начитанности в области истории, о ловкости его изложения, об его прилежании и об умении пользоваться здешней библиотекой»[69].

      Сразу после произведения в профессоры Миллер отправился в заграничную поездку. В числе его поручений были сбыт изданных Академией наук гравюр, приглашение ученых и граверов, а также опровержение разнообразных слухов об академии, которые в изобилии распространились по Европе[70]. Побывав в Лондоне, он удостоился чести быть избранным в Лондонское Королевское общество, одно из главных европейских научных объединений.

      Итак, Миллер очень быстро стал в центр развития русской национальной идеи как редактор и издатель главной российской газеты, а также занял видное место в деле развития русского исторического нарратива, распространяемого через приложение к газете. Его роль стала очень политически значимой.

      Политические страсти в Академии наук

      Сам Миллер желал сделать административную карьеру в Академии наук, стать зятем Шумахера и унаследовать его должность. Но этого не произошло. По приезде он обнаружил его холодное к себе отношение и вскрытый шкаф со своими бумагами. Причиной этого охлаждения Шумахера, очевидно, было то, что Миллера отправили за границу, по сути, как представителя Академии вместо него. Миллер, таким образом, получил почести за то, что сделал Шумахер.

      П.П. Пекарский указывает, что именно этот инцидент, перечеркнувший хозяйственную карьеру Миллера в Академии наук, подтолкнул его к занятиям по русской истории, о чем сохранилась его собственная записка: «С молодых лет до возвращения моего из путешествия, сделанного по Англии, Голландии и Германии, я более прилежал к полигистории Шоргофа, к истории учения, к сведениям, требуемым от библиотекаря… Быть может, в Петербурге я сделал бы с нею мое счастье, когда бы дела не приняли иной вид после недоверия, которое показал г. Шумахер вскрытием и расхищением моего шкафа. Тогда у меня исчезла надежда сделаться его зятем и наследником его должности. Я счет нужным проложить другой ученый путь – это была русская история, которую я вознамерился не только сам прилежно изучить, но и сделать известною другим в сочинениях по лучшим памятникам. Смелое предприятие! Я еще ничего совсем не сделал в этой области и был еще не совсем опытен в русском языке, однако полагался на мои литературные познания и на мое знакомство с теми из находившихся в академической библиотеке книгами и рукописями, которые я учился переводить при помощи переводчика… я начал предложение об улучшении русской истории посредством печатания выпусками сборника различных известий, относящихся до обществ и событий в Российском государстве»[71].

      Обложка

69

Цит. по: Лебедев В. Михаил Васильевич Ломоносов. С. 56.

70

Пекарский П.П. История Императорской академии наук. С. 313.

71

Пекарский П.П. История Императорской академии наук. С. 317–318.