Последние Каролинги – 2. Наталья Навина

опустила глаза.

      – Ты уже знаешь? Сулейман проболтался?

      – Да…

      – Жаль, я сама хотела рассказать тебе… Говори, я выдержу.

      – Все равно, я не могу сказать тебе…

      Она выпрямилась.

      – Ты боишься признаться в том, что именно ты убил моего отца? – Наконец это было произнесено. – Я всегда знала об этом. Ведь я там была.

      Из-за духоты все окна были распахнуты, и комнату лишь изредка освещали сполохи зарниц, пробегавших по небу. Только они. Свечей так и не зажгли.

      Они сидели в темноте – она в кресле, он на полу, спиной и затылком прислонившись к ее ногам. Он хотел быть как можно ближе к ней, но смотреть ей в лицо – даже во мраке – не мог.

      – Та девочка у мельницы… была ты?

      – Да.

      – Я… мог убить тебя…

      – Ты и собирался это сделать… но не успел.

      Он застонал, прикусив губу.

      – Как ты должна меня ненавидеть!

      Ее голос был так же ровен и спокоен.

      – У меня гораздо больше оснований для ненависти, чем ты думаешь.

      – Какая… еще?

      – Гермольд.

      – Кто? А… этот бывший дружинник… Он-то здесь при чем?

      – Помнишь того мальчишку, за которого вы собирались приняться, после того, как пытали Гермольда?

      – Нет.

      – Припомни. Это снова была я. Гермольд прежде был дружен с моим отцом… с Одвином. Он спрятал меня, а потом пришли вы… и мучали его… и я не спаслась бы, если бы Винифрид Эттинг не поднял ложную тревогу… это, кстати, одна из причин, по которой я забочусь о его сыне.

      – Значит, я мог убить тебя дважды… в течение одного дня… – сознание этого было невыносимо, и он быстро спросил: – Я не понимаю, как ты сумела не возненавидеть меня?

      – А я тебя ненавидела. Ты даже представить не можешь, как. – В голосе ее появились странные мечтательные ноты. – Бывали времена, когда выжить мне помогала только надежда убить тебя.

      – Тогда почему… ты этого не сделала?

      – Потому что я любила тебя. И ничего не могла с этим поделать. Любовь и ненависть рвали пополам мою душу, но любовь оказалась сильнее.

      Они помолчали. Он просто физически ощущал покой и умиротворение, исходящее от ее тела.

      Она продолжала:

      – Ты говорил мне: «Не жди, чтобы ненависть моя умерла». Я расскажу тебе, как умерла моя ненависть. Это было перед взятием Самура. Когда нужно было переправляться через Лигер. Мой конь боялся воды. Ты подъехал, протянул руку и сказал: «Садись ко мне. Мы поедем вместе». Тогда был сильный туман. Я сидела в седле позади тебя и могла бы свободно ударить тебя мечом в спину и ускакать незамеченной. И тогда я поняла, что никогда и ни за что не смогу причинить тебе боли.

      – И ты больше никогда не испытывала ненависти?

      – К тебе – нет. Но к другим… Слишком многие ненавидели меня и пытались убить… и получали в ответ то, чего желали мне. Но постепенно… все это стало слабеть… и сходить на нет. И кончилось в тот день, когда я попала к бунтовщикам. Они избивали меня, а я думала только об одном: «Господи, прости их, ибо не ведают, что творят».

      Он пытался уложить все это в сознании. Но безуспешно.

      –