Последние Каролинги – 2. Наталья Навина

радушно и самолично провел по монастырскому подворью.

      – Обитель наша, брат Горнульф, хвала Господу, не бедствует, – повествовал он. – Вот справа от храма – дермиторий и поварня. Слева же – кузня и скотные дворы. А прямо перед тобой – лечебница для увечных воинов, которых мы здесь содержим…

      В прежние времена Авель бы сразу устремился в кухню. Однако сейчас он просто стоял и смотрел.

      – Здорово, Авель! – крикнул кто-то. Авель вздрогнул. Голос показался ему смутно знаком. Он присмотрелся. Невдалеке обретался человек на костылях.

      – Наслышан я о тебе от братьев, что в Компендий ходят, – заявил он. – И вот стою здесь, таращусь и глазам поверить не могу – ты ли это, такой тощий да рябой?

      Он был ровесником Авелю – чуть больше двадцати, крепок, недурен собой, вот только ноги ниже колен у него болтались, как неживые.

      – Смиреннее себя надо вести, Фридеберт, сын мой, – укорил его приор. – Не в кабаке все-таки и не в казарме.

      Тот лишь усмехнулся в бороду. Тут Авель его и признал.

      – Простите, отец мой, – сказал он. – Я знаю этого человека.

      Приор, сообразив, что у него назрели какие-то неотложные дела, поспешил ретироваться. Авель подошел к калеке.

      – Привет, Фарисей.

      – Я теперь Фридеберт. Как от рожденья звали.

      – Так ведь и я теперь Горнульф – и в крещении, и в монашестве…

      – Извини, обнять тебя не могу – костыли выпущу – свалюсь.

      – Ты здесь монах?

      – Нет. Ты же знаешь – калек не постригают. Я, – он снова усмехнулся, – увечный воин.

      – Я думал, тебя убили…

      – Я тоже вначале думал, что убили…

      – Где ж это тебя?

      – При Барсучьем Горбу… не помнишь? – Склонив голову, он искоса посмотрел на монаха. – Да, здорово нас жизнь разбросала. Были мы все вместе. А теперь одни короны носят, королевские либо графские, другие – рясы, как ты и Протей…

      – Протей умер, – машинально пробормотал Авель. Ему об этом сказал Фортунат, не уточнив, правда, как тот умер.

      – …а третьи в земле сырой, как Иов, бедняга… и Протей, значит. А я вот – здесь.

      – Что ж ты к себе в поместье не уехал?

      Фарисей расхохотался.

      – Дураком ты был, брат школяр, таким и остался. Какое у меня поместье? Я же из безземельных. Потому в монастырскую школу и подался, что другого пути не было. А как мы все в графскую дружину попали – обрадовался. Наживу, думал, мечом лен себе, титул, замок… Вот и нажил – пару костылей.

      – Как же это ты… – пробормотал Авель.

      – А вот так. Пока служил, и у самого слуги были. А как обезножел, так разбежались и порастаскали, что могли. Остался я таким же нищим, как в начале был. И даже хуже – тогда хоть ноги были целы. Поначалу сильно бедствовал, даже побирался, а потом сюда прибрел. Приняли. Здесь жить не так уж плохо. Не голодаем. Король нам покровительствует, а королева – в особенности. И в самом деле – он пожал плечами, – что ей не помочь старым товарищам по оружию?

      Уродливое