Игры богов. Александр Золотько

Ругая и понося мужа в мыслях за отсутствие, она глубоко в душе надеялась, что война эта дурацкая будет продолжаться бесконечно.

      Проклятый город… Раньше он именовался иначе, но теперь то, старое название запрещено даже вспоминать. После того как там стали поклоняться Разрушителю. И даже не потому, что стали поклоняться, а потому, что приносили ему человеческие жертвы. И началась война.

      Ибо сказали все оракулы и жрецы всех богов, что нет страшнее деяния, чем человеческие жертвоприношения. И караются они только смертью. И потому отправились цари двух десятков городов, чтобы уничтожить Проклятый город, сравнять его с землей. И не брать в плен никого – ни мужчин, ни женщин, ни детей.

      Цари воюют, а два десятка цариц усиленно наставляют им рога. В этом царица Семивратья была совершенно убеждена. Ей писали подруги.

      Людей в жертву приносить нельзя. Ну да. А убивать – можно.

      Странная эта мысль пришла царице в голову впервые. Вот что может натворить ночь в одиночестве. Все было ясно и понятно – и вдруг эта мысль. Действительно, за человеческие жертвы будет одно наказание – смерть. Неужели это лучше? Неужели лучше уничтожить целый город, положив при этом сотни своих воинов, чем разрешить людям приносить такие жертвы, какие им заблагорассудится, и тому, кому они захотят. Даже Разрушителю, не к ночи будет помянут.

      Царица тяжело вздохнула.

      Не ее это дело – волю богов обсуждать, и все же могли боги сами решить. Не нравятся человеческие жертвы – отказаться. Не нравится Разрушитель – уничтожить его или заключить в Ад, в крайнем случае. Ведь справились же с Безумным богом. Во всех преданиях и легендах говорится, что справились. И нечего им на людей свои проблемы перекладывать. Им это игры, а людям…

      В дверь спальни кто-то поскребся.

      – Кто? – спросила царица.

      Это был изгнанный любовник, который все-таки сообразил вернуться к одинокой царице. «Какой он все-таки умница, мой Жеребец, – подумала царица. – Благоверный в жизни бы не догадался. Пусть только вернется. Пусть… Пусть… Пусть…»

      И последней мыслью этой ночью, связанной с мужем, была оборванная долгим поцелуем незаконченная фраза: «Я его…»

      – Она меня убьет, – сказал в это самое мгновение царь.

      Он бы никому в жизни не признался в этом, но жена в нем вызывала ужас, самый искренний и неподдельный. Нет, он, конечно, делал что хотел, мог и в ухо съездить супружнице, если под настроение, но в глубине души его сидели страх и неуверенность молодого пастуха, которому чудом удалось одновременно понравиться и царской дочке, и ее папаше.

      Тесть был человеком суровым и держал зятя в черном теле, не стесняясь обласкать при случае царским жезлом. Дочка до самой папиной смерти пользовалась этим очень широко, жалуясь по поводу и без повода на своего мужа. Потом, когда папаша помер и царская власть перешла в руки зятя…

      Но даже сейчас, защищенный от жены морем и царским титулом, царь в особо тяжкие минуты с ужасом представлял себе, как его жена отреагирует на очередную глупость мужа.

      А то,