Ева и Мясоедов. Алексей Варламов

собой что-то говорят, а мне ни слова. Только сказали, раньше надо было в больницу, теперь может быть уже поздно.

      – Что с ним такое?

      – А спроси у них! Плохо, говорят, и больше ничего.

      – Тут очень душно, – сказал мужчина, расстегивая воротник. – Давай проветрим, пока его нет.

      По коридору ходили какие-то люди: матери в ярких халатах, сестры, врачи, студенты.

      – Да сколько ж можно-то?

      В дверь постучали – они оба вздрогнули, но вошедшим оказался парнишка в очках.

      – Меня интересует история вашей болезни.

      – Нет у нас никакой болезни, – отрезала женщина.

      Потом наконец принесли ребенка. Женщина покормила его, перепеленала и уложила в кроватку, и они снова стали ждать, что к ним вот-вот придут и начнут что-то делать, но никто не приходил. О них словно забыли. К двум часам коридор опустел, обессилевший, потерявший столько крови младенец не то спал, не то лежал в забытьи.

      – Надо поесть, – сказала женщина, – ты хочешь?

      Он хотел, но покачал головой: есть в этой ситуации казалось абсурдом.

      – Я тоже не хочу, но мне надо, чтобы не пропало молоко.

      – Как зовут нашего врача? – спросил мужчина, поднимаясь с кровати.

      – Кажется, Светлана. Светлана Васильевна.

      Он нашел ее в коридоре на посту. Она сидела за столом и писала историю болезни: маленькая, тщедушная, сама похожая на студентку, из тех, у кого мужчина вел семинары, читал лекции и принимал экзамены.

      – Ну что вам? – проговорила она недовольным голосом. – Я все объяснила вашей жене. Положение очень серьезное, но пока ничего определенного мы сказать не можем.

      – Но ведь вы же ничего не делаете! – возразил он. – Вы говорите, что положение тяжелое, и никак не лечите его.

      – Послушайте, вы кто по профессии? Врач?

      – Нет.

      – Тогда не надо мне указывать, что я должна делать.

      Она опустила голову и снова стала писать.

      – Светлана Васильевна!

      – Вениаминовна, – поправила она.

      – Скажите, он будет жить?

      Она пожала плечами:

      – Не знаю. Мы только что взяли анализы. Они в работе и будут готовы через несколько дней. Тогда что-то станет ясно и можно будет начать лечение. Скорее всего, у него какая-то разновидность гемолитической анемии. Некоторые из них вылечиваются, некоторые нет. Но если и вылечиваются, то не до конца. Курс лечения в больнице, ремиссия, несколько месяцев дома – и снова больница.

      – И так всю жизнь? – спросил он дрогнувшим голосом.

      – Иногда удается добиться улучшения.

      Он закурил и вышел на крыльцо. За эти несколько часов погода переменилась. Подул юго-западный ветер, с крыш закапало, над корпусами, голыми деревьями и аллеями завис туман. Было сыро, неуютно, в нескольких шагах от него стояли ярко накрашенные студентки и курили дорогие сигареты. Прошла Светлана Вениаминовна, не глядя ни на него, ни на студенток, – простучали по сырому асфальту каблучки. Кричали вороны, вдалеке гудели автомобили.

      Больной