«Детский мир» Ушинского и западноевропейская учебная литература. Диалог дидактических культур. Е. Н. Никулина

бычное сочетание: эта книга выходит в свет за авторством В.Г. Безрогова, и становится посвящением его – Виталия Безрогова – светлой памяти.

      Введение

      Диалог на поле восхищения и брани: иностранные источники учебников К.Д. Ушинского

      В общество мало-помалу проникло сознание —

      не пользы науки, а неизбежности её.

Николай Помяловский «Очерки бурсы»

      Отечественная история педагогики часто склонна говорить о «месте Ушинского в российской и мировой педагогике», об отрицании им европейской образовательной практики и теории[1]. Иногда даже путают исторический феномен К.Д. Ушинского с его феноменальностью[2]. На порядок меньше уделяется внимание значительному и значимому месту мировой педагогики в становлении самого Ушинского[3]. Тема влияния европейских дидактических традиций на создание русских школьных учебников, в том числе на «Родное слово» и «Детский мир», заслуживает серьёзного внимания. Представление об Ушинском как о лидере, который возглавил борьбу против влияния немецкой педагогики на нашу школу, распространённое среди советских авторов[4], претерпевает существенные изменения по мере анализа европейских источников, с которыми он работал. Становится очевидным, что речь идёт не о борьбе или заимствованиях, а о диалоге дидактических традиций. За каждой стороной диалога стоят своя культура и свои представления о мире, с которым надо познакомить ребёнка, а также образ ребёнка и представление о том, как «преодолеть» детство и из маленького человека вылепить взрослого.

      О продуктивности диалога как методологии порождения нового знания говорилось неоднократно (см. работы М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, В.С. Библера). Имеется в виду диалог в широком смысле слова, диалог как соединение многих голосов и наслаивание различных смыслов: «Гуманитарная мысль рождается как мысль о чужих мыслях, волеизъявлениях, манифестациях, выражениях, знаках, за которыми стоят проявляющие себя боги (откровения) или люди…»[5]. А также диалогичность самого существа культуры: культура как диалог между людьми, между поколениями, между многообразными коммуникативными системами и языками культуры[6].

      В нашем случае этот глобальный принцип диалогичности преломляется и реализуется в виде диалога авторов различных учебных пособий, диалога различных направлений и концепций образования и предстаёт в виде выбора учебных изданий для работы с ними российских педагогов, в виде переводов, адаптаций и появления отечественных пособий, создающихся в ходе такой работы.

      В России вторую половину восемнадцатого столетия можно назвать «переводческим бумом» – на русский язык переводилось и издавалось множество иностранной литературы, включая учебные пособия. Первоисточники при этом указывались далеко не всегда. Необходимо особенно тщательное бинарное исследование каждого из контактов для воссоздания в итоге многомерной картины взаимодействия реципиента с различными воспринимаемыми традициями и примерами. Был ли смысл переводов в интеграции и создании поля для беседы? Или, скорее, в осознании достижения возможности «говорить на языке большого общества и взрослой педагогики и науки», поскольку европейское мыслилось как образцовое. Или это был смысловой перевод, подразумевающий адаптацию к русскоязычному читателю? При этом в процессе диалога приоритеты менялись – подчас весьма кардинально. Прочитанное (=услышанное) и воспринятое применялось для утверждения своего как лучшей версии того, что приходило с переводами, в частности для утверждения национального характера образования, выстраиваемого под сенью и для нужд российской монархии.

      В нашем исследовании, в центре внимания которого находятся пособия Ушинского, мы решили прежде всего сконцентрироваться на контактах российского мира учебной литературы с немецко-язычными и некоторыми англоязычными пособиями.

      Взаимодействие русской и немецкой педагогических традиций уходит своими корнями в конец XVII века и начинается с работы над созданием учебников для освоения грамоты, с создания азбук, букварей, книг для чтения на родном языке.

      В трёхвековом процессе взаимодействия дидактических традиций можно выделить несколько последовательно сменявших друг друга стадий. Первая – перевод и подражание (конец XVII – вторая половина XVIII века). В этот период в российском обществе просыпается активный интерес к учебной литературе, переводится с нюрнбергского издания 1755 года и дважды издаётся (1768 и 1788) «Видимый мир» Я.А. Коменского[7].

      По мере того, как переводимые учебники адаптировали к российской аудитории, на смену точному переводу приходил пересказ. Тогда один немецкий прототип давал жизнь целому ряду самостоятельных учебных пособий.

      Далее прямой перевод и пересказ уступают место диалогу-дискуссии. Это было обусловлено влиянием немецкого романтизма, поэтизацией в немецкой философско-педагогической культуре и в учебниках родного края, народа и страны. Зарождавшееся

1

Белозерцев Е.П., Меншиков В.М. Место Ушинского в российской и мировой педагогике // К.Д. Ушинский и русская школа. Беседы о великом педагоге / Под ред. Е.П.Белозерцева. М., 1994. С.176–84; Гончаров И.Ф. К.Д. Ушинский и русская национальная школа // Universum: Вестник Герценовского университета. 2009. № 3. С. 69–79; Днепров Э.Д. Учебные книги К.Д. Ушинского – нравственная и педагогическая основа русской начальной школы // Труды кафедры педагогики, истории образования и педагогической антропологии Университета РАО. Вып.5: Педагогическая антропология и история образования. М., 2001. С. 95–59.

2

Паладьев С.Л. Феномен педагогического наследия К.Д. Ушинского // Ярославский педагогический вестник. 2016. № 1. С. 8–3.

3

Ellis A., Golz R., Mayrhofer W. The Education Systems of Germany and Other European Countires of the 19th Century in the View of American and Russian Classics: Horace Mann and Konstantin Ushinsky // International Dialogues on Education. 2014. Vol. 1, N. 1. Р. 7–8.

4

Лихарева Т.А. К.Д. Ушинский – автор учебников по первоначальному обучению (анализ «Родного слова» и «Детского мира»): дис. … канд. пед. наук. Киев, 1948. С.281; Кореневский Е.И. Объяснительное чтение в русской начальной школе. (1860–917). М.: Изд-во Акад. пед. наук РСФСР, 1950. (Известия Акад. Пед. наук РСФСР. Труды Ин-та методов обучения; Вып. 27).

5

Бахтин М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 281

6

Лотман Ю. М. Культура и взрыв. М., 1992; Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века). СПб., 1994.

7

Баранникова Н.Б., Безрогов В.Г., Тендрякова М.В. Праздник встречи Петербурга и Берлина: к истории русско-немецких контактов в развитии учебников для начальной школы // Праздник и повседневность: эвристический потенциал детства: сборник научных трудов. СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2017. С. 345–352.

• Так, свободными переводами «Der deutsche Kinderfreund» Ф.Ф. Вильмсена или его частей являются:

• «Чтение для умственного развития малолетних детей и обогащение их познаниями» Е. Гугеля (Санкт-Петербург, 1832),

• «Начальное чтение для образующегося юношества» А.Ф. Вельтмана (Москва, 1837 [ценз. 1836]),

• «Друг детей. Книга для первоначального чтения» П.П. Максимовича (Санкт-Петербург, 1839),

• «Книга для чтения в пользу начинающих учиться русскому языку. Отделение первое» (Варшава, 1842),

• «Первоначальное чтение» В. Золотова (Одесса, 1842),

• «Первоначальное чтение» А.А. Чумикова (Санкт-Петербург, 1847),

• «Первая книга для чтения после азбуки» К.А. Полевого (Санкт-Петербург, 1852).

В большинстве указанных пособий ссылка на Вильмсена отсутствовала. См. Сенькина А.А. Книга для чтения как вид учебного пособия для начального обучения: вопрос типологии и истории издания (конец XVIII – первая половина XIX вв.): дис. … канд. филол. наук СПб., 2010. С.44.