Дети Капища. Ян Валетов

что талибам. И чеченцам. Ливия. Палестина. Но это говорят. Я не знаю.

      – На кого паспорт конечного покупателя?

      – Я его не оформлял.

      – Ты тянешь время.

      – Миша, я решаю вопросы – это правда. Но я не занимаюсь бумагами.

      («Не более минуты, – подумал Сергеев, – ну две. Давай, колись, партийный лидер, как большевик в царских застенках! Времени нет!»)

      – Зачем я Рашу? Только не плети, что просто хотел увидеть.

      – Он действительно тебя хотел увидеть. Но…

      – Живее, – сказал Сергеев как можно более равнодушно. – Я слышу шаги в холле.

      И показал Блинову подобранный в коридоре пистолет.

      Блинчик от страха уже плохо соображал. Глаза его не бегали – они метались, как испуганные тараканы по широкому, лунообразному лицу господина депутата.

      – У него к тебе деловое предложение, – невнятно заскулил он, дрожа подбородком. – Умка, он же наш старый товарищ!

      – Хасан?

      – Он посредник. На Ближнем Востоке посредник. Он каждый раз сюда прилетает. Раш его называет Нукер. Без его команды не платят.

      – Ладно. Потом поговорим. Почему в нас стреляют?

      – Это недоразумение! – выпалил Владимир Анатольевич. Чувствовалось, что вопрос он ждал, а вот решить четко, что будет врать, не успел.

      – Я пошел, – сказал Сергеев грустно и, повернувшись, исчез за дверью, разом выпав из поля зрения Блинова.

      – Сергеев! – заорал Блинов так, что Михаил представил, как влетевшие в вестибюль с лестницы спецназовцы от этого вопля замерли, как мыши в амбаре. – Не уходи! Раш дал больше, и мы сорвали сделку. Крупную сделку! Он дал больше в два раза! Это было не мое решение, понимаешь! Но крайний теперь – я! Я договаривался. Зачем ты в это лезешь? Тебе за одно это знание здесь голову отобьют, к ебеней маме! Я и так между двух огней, так еще и ты, козел любопытный.

      – Кто был посредник при сорвавшейся сделке?

      – Умка!

      – Кто?

      – Наши были, – сказал Блинов севшим голосом, – Базилевич. Кузьменко. Бывшие наши. Доволен? Дурак ты, Умка! Честное слово – дурак.

      – Руки подними, – попросил Сергеев, отшвыривая пистолет на другой конец палаты, и сам поднял руки вверх.

      – Ты что делаешь? – успел изумиться Блинчик, но в комнату уже лезли спецназовцы и среди них Васильевич, на этот раз с лицом насмерть перепуганного Дональда Дака, в криво застегнутом костюме и совершенно неимпозантный.

      В глазах Блинова, которого бравые ребятушки в несколько рук тащили из ванны, мелькнуло понимание и, тут Сергеев, конечно, мог ошибиться, даже восхищение. Михаил был готов поклясться: Владимир Анатольевич понял трюк и оценил его. Блинчик, не отрываясь, смотрел на Сергеева, пока его самого, мокрого и растерзанного, укладывали на носилки неведомо откуда материализовавшиеся санитары, и даже умудрился помахать здоровой рукой на прощание.

      – Состоялся вынос тела, – сказал вполголоса подошедший Васильевич. – После непродолжительной гражданской панихиды…

      – Мрачно шутишь, – заметил Михаил, провожая взглядом носилки. – Не любишь, что ли, Блинова?

      – А