Слепой. Ловушка для слепого. Андрей Воронин

рта, из тех, в которые совершается рекордное количество самоубийств, а на серые улицы выходит победоносная армия вирусов, поднимая над собой мятые знамена несвежих носовых платков. В такие дни измученный грязью и сыростью прохожий мечтает о зиме так же, как сходящий с ума от боли больной раком мечтает о смерти, надеясь, что та избавит его от страданий.

      Было начало ноября, и в Москве третьи сутки шел дождь. Глядя в серое, как бетонная стена, казавшееся низким и похожим на ощупь на влажный матрас небо, представлялось невероятным, что где-то там, над мокрой паклей дождевых туч, в синеве сияет солнце. По мокрым тротуарам, влажно поблескивая, плыли черно-коричневые реки зонтов, среди которых то и дело яркими пятнами пестрели дамские зонтики. Их легкомысленная расцветка не спасала положения: город казался таким же серым, как и окружающий воздух. Зонты текли по узкому пространству между отсыревшими громадинами зданий и рычащим, курящимся нечистым паром и выхлопными газами потоком автомобилей, которые, сталкиваясь, закручиваясь водоворотами, скапливались у пешеходных переходов. Здесь они терпеливо ждали зеленого сигнала светофора, чтобы броситься на проезжую часть, как в атаку, и торопливо пересечь ее перед оскаленными радиаторами готовых к стремительному рывку автомобилей.

      Человек, сидевший за рулем похожего на реактивный истребитель спортивного «шевроле», замершего у стоп-линии в крайнем левом ряду, расслабился на сиденье, терпеливо пережидая поток пешеходов. Невыразительное лицо с тяжеловатыми, будто вылепленными из сырого теста чертами приобрело выражение терпеливой скуки, а тусклые серо-зеленые глаза смотрели прямо перед собой, скользя по проплывающей мимо толпе так, словно это был бетонный забор или какое-нибудь другое препятствие, неодушевленное и совершенно не представляющее интереса. Отношение водителя «шевроле» к пешеходам целиком укладывалось в одну-единственную фразу из услышанного однажды анекдота: «Для вас, козлов, подземный переход построили».

      Его сосед нервно поерзал на сиденье, роясь в карманах плебейской кожаной куртки и поблескивая линзами старомодных очков в черной пластмассовой оправе на пол-лица, извлек из недр своей одежды мятую пачку сигарет, пошуршал целлофаном, чиркнул колесиком зажигалки, закурил и откинулся на спинку сиденья, выпуская дым через ноздри.

      – Не пойму, – сказал он, порывистым жестом взъерошивая смоляную шевелюру и дергая себя за кончик длинного крючковатого носа, – откуда их столько? Ты посмотри, валят и валят… Погода – дерьмо, грязи по колено, «жигуленок» в наше время купить – как два пальца обмочить, а они все равно пешком, как, скажи ты, в каменном веке. Или это у них считается здоровым образом жизни?

      – Лохи, – лаконично ответил водитель таким тоном, словно речь шла о другом биологическом виде.

      – Лохи, – повторил очкарик, куря сигарету короткими нервными затяжками и держа ее по-солдатски, огоньком в ладонь. – Лохи… «Лохи» – это просто слово. Четыре буквы, два слога, и больше ничего. Я пытаюсь разобраться: что им всем мешает жить по-человечески? Неужели так трудно заработать каких-то три-четыре штуки и купить себе колеса? Нет, они будут ходить под дождем и давиться в метро…

      Водитель медленно перевел на пассажира взгляд и некоторое время разглядывал его через плечо, будто диковинное насекомое. На светофоре зажегся желтый, и водитель переключил передачу, терзая газ и подгоняя отставших пешеходов грозным ревом мощного двигателя. Когда шедшая последней обширная тетка в ядовито-синем кожаном плаще, семеня на высоких каблуках, проскочила мимо переднего бампера «шевроле», водитель отпустил сцепление, и автомобиль ракетой сорвался с места, взвизгнув покрышками и сразу оставив позади все остальные автомобили. Несмотря на тупое выражение своей тяжеловесной физиономии и общую заторможенность, Михаил Дынников по кличке Тыква был водителем экстра-класса и мог бы, наверное, брать призы на каких-нибудь ралли или трековых гонках. Умение водить машину было у него в крови и костном мозге, и он не помнил времени, когда этого умения не было. Он сидел за рулем с тех пор, как начал доставать до педалей, и примерно с того же времени принялся угонять всевозможные транспортные средства, поскольку знакомые автолюбители не могли удовлетворять его страсть к вождению все двадцать четыре часа в сутки. Впервые он сел за угон еще по малолетке, а всего таких посадок было три.

      Впрочем, в колонии Тыква не объявлялся уже лет пять и успел за это время основательно остепениться и даже приобрести собственную машину. Баснословно дорогой и расточительно мощный «шевроле» был словно создан для Дынникова, и внутри Садового кольца этой парочке было откровенно тесно. Пассажир Тыквы всегда испытывал сильнейшие опасения за свою жизнь, когда тот принимался играть в пятнашки со встречным и попутным транспортом, так что садиться в машину к нему рисковал далеко не каждый, да и не каждого он туда сажал, если уж на то пошло.

      – Вот смотри, – вдруг заговорил Тыква, когда его сосед уже перестал ждать ответа на свою предыдущую реплику. – Смотри, что это такое – лохи на колесах. – Он с визгом покрышек обогнул перегруженный «гольф», медленно тащившийся по разделительной линии между двумя полосами. – Видишь, что делает? Сам не едет и другим не дает. А если бы вся эта толпа села