Игрушки дома Баллантайн. Анна Семироль

возлюбленный Брендон. Я сжег эти записи. Я нашел тебя в лаборатории и уничтожил бы тоже, но что толку ненавидеть теперь? Если б мать любила отца и меня, а ты пришел бы и украл ее у нас… А отца она не любила. Настолько, что дала мне свою фамилию.

      Брендон отрицательно качает головой. Алистер хмурится, достает из кармана растрепанный блокнот и карандаш, протягивает Брендону.

      – Не согласен? Пиши, я хочу понять, что не так.

      «Ты неискренен. Что-то утаиваешь», – выводит Брендон неровным почерком.

      Баллантайн пожимает плечами, усмехается в сторону. Он подходит к окну, касается пальцами витой отопительной трубы, поплотнее задергивает шторы. Снаружи бушует метель, снежные волны бросаются на стены дома.

      – Ты чувствуешь холод, Брендон?

      Брендон кивает и пишет: «Там, где я – плоть, остались все ощущения. Я чувствую не только тепло и холод, но и вкус, запахи, боль».

      – И как личность ты вполне сохранен. Как мать могла принять тебя за неодушевленного болвана?

      «Не юли. Зачем я тебе понадобился?»

      Алистер смеется, будто Брендон удачно пошутил. Тянет время, обдумывая ответ.

      – Ладно. Причина проста и стара, как мир. Мне нужны деньги. На дом, на жизнь, на женитьбу. И с твоей помощью я смогу хорошо заработать. Ты нужен мне в качестве компаньона, парень.

      Брендон откидывается на спинку дивана. Его очередь усмехаться.

      «Компаньона, – говорит его насмешливый взгляд. – Алистер Баллантайн, тебе некого больше было взять в оборот? Ты думаешь, что сумеешь так легко убедить меня помогать?»

      Часы в гостиной торжественно провозглашают полночь.

      – Здравствуй, новый день! – театрально восклицает Алистер, воздев руки. – Брендон, мы можем сделать этот день точкой отсчета в истории нового мира! Ты только вдумайся: мы избавим человечество от смерти, от горечи потерь, от ужаса одиночества! Ты станешь Адамом нового поколения!

      Глаза Алистера возбужденно блестят, он захвачен своими идеями, он сияет, как рождественская елка. Он говорит и говорит, а Брендон слушает и никак не может понять, кто же перед ним: одержимый фанатик или расчетливый делец.

      – Подумай только: мы сможем вернуть людям их близких, радость, смысл жизни. Мы сделаем мир счастливым! И он щедро возблагодарит нас, вот увидишь!

      Брендон грустно улыбается, и Алистер воспринимает это как знак согласия.

      – Я знал, что ты меня поддержишь! Мы войдем в историю!

      Брендон берет карандаш, заносит руку над раскрытым блокнотом, медлит – и кладет карандаш на место. Когда выбора нет, лучше молчать.

      Метель за окнами улеглась, и из низких туч мягкими перьями падает снег. Он такой густой, что за его пеленой не видно даже городских огней. Брендон стоит у окна в гостиной и вспоминает.

      «Эти окна выходят на Лайон-стрит. Первый особняк принадлежит главному судье Нью-Кройдона. За ним левее – дом семьи Хаммерсмит. У мистера Хаммерсмита были настолько волосатые уши, что детьми мы всерьез считали его оборотнем. Ниже по улице живут