Космополит. Географические фантазии. Александр Генис

отсюда видно не было, но раньше оно тоже было чужим. В древнем городе Будва пролегала граница между Турцией и Венецией. В сущности, так оно и осталось, но теперь границу между Востоком и Западом отмечали русские. Они стремительно скупали недвижимость, ибо, потеряв одну империю, торопились сколотить другую, обойдя на этот раз проклятые проливы.

      – «Splendid»! – сказал мне местный, тыча в поросший пиниями берег.

      – Да уж, красотища.

      – Да нет, отель так называется. Говорят, жена Лужкова строит.

      Не зная, что сказать, я извинился.

      – Ничего, эти хоть не бомбят, как янки.

      Я опять извинился.

      – Но пляж подчистую скупили. У нас ведь можно до ноября купаться. Русским, конечно.

      – Лучше моржи, чем медведи.

      – Тем более что охоту запретили.

      Убедившись, что в новой стране по-прежнему удобно быть русским, я отправился в Котор, расположенный в устье самого южного фьорда Европы. Закрученный, словно на бигуди, залив ввинтился в черные горы, расступившиеся у пристани. В этом углу кончалась Венецианская империя. С другой – исторической – стороны она завершилась моим нью-йоркским знакомым. Он вырос на Гранд-канале в семейном палаццо, говорил на венецианском диалекте, носил фамилию дожа и оказался мелким жуликом, утаившим часть моей зарплаты.

      Проведя меня сквозь крепостную стену Котора, гид обвел рукой карликовую площадь и процитировал с эмфазой:

      – «Вечного обилья почиет тень над мирными краями, где новый Феникс расширяет крылья». Кто это?

      – НАТО?

      – Если верить Гоцци, вам бы отрубили голову. Это загадка принцессы Турандот. Вот он – венецианский Лев Адрии.

      Только тут я заметил над воротами дружелюбную дворнягу с застенчивой улыбкой. Присобаченные известкой крылья указывали на геральдическое происхождение зверя, мирно воплощавшего мечту просветителей.

      – Чтобы смирить природу, – сказал гид, – надо научить ее читать.

      – И голосовать.

      – Именно. Венецианская республика прожила тысячу лет, чего уже не скажешь ни об Афинах, ни об Америке. А все потому, что лев с книгой – это и есть цивилизация.

      – Тогда лев в очках – культура.

      – Это когда ничего другого не осталось.

      «Чтобы быть счастливым, – писал состарившийся Казанова, – довольно хорошей библиотеки». Кроме мемуаров, он оставил нам энциклопедию сыров и труд об удвоении куба. Однако его превзошел соотечественник, опубликовавший в Венеции бестселлер «Учение Ньютона для женщин».

      – Надо быть кретином, – вежливо сказал Умберто Эко, – чтобы провести в Венеции больше двух дней. Там же нет ни одного дерева.

      Спорить со знаменитостью у меня не хватило наглости еще и потому, что я испортил ему настроение, угостив щами. Откуда мне было знать, что, женившись на немке, писатель невзлюбил квашеную капусту.

      Надо, однако, признать, что мне уже приходилось, сидя за столом, сталкиваться с латинским темпераментом, когда мы жили в Риме и собирались в Америку.