Знамя Победы. Борис Макаров

грабителей, насильников, палачей, карателей…

      «Где вы были, когда наши солдаты, наши дети умирали в боях за Родину», – спросят нас матери и отцы героев, отдавших свои жизни за честь и свободу нашего народа.

      «Где же вы были…» – спросят нас их невесты и жены…

      «Где же вы были…»– спросят нас их дети…

      «Ваш фронт там, где вы несете службу, – на Дальнем Востоке», – отвечали нам, как всегда, наши командиры…

      …И как это почти всегда бывает в любых подобных ситуациях, наши просьбы, наши рапорты, наши мольбы были услышаны, когда мы перестали надеяться…

* * *

      …Короткое прощание с оставшимися на кораблях друзьями-товарищами – и мы, счастливчики, превратившиеся в мгновение ока из мореманов в морских пехотинцев, едем на Западный фронт, едем бить ненавистного врага.

      На нас все та же морская форма, но нам предстоит воевать на суше и уже в боях с врагом доказывать, что мы носим свою форму не зря, что мы и на суше остаемся моряками, живущими и сражающимися по вечному морскому закону: «Один за всех, и все за одного!»

      …Нашей ротой морской пехоты командовал старший лейтенант Тимофей Кузьмич Сударев. Он был всего лишь на пять лет старше меня, старше матросов моего призыва. Посмотреть со стороны – обыкновенный парень. Рост – средний, чуть сутуловатый, белесый, глаза серые. Пройдешь мимо – не обратишь внимания. Но храбрости и злобы на фашистов – на десятерых, хотя и у нас сердца пепелила ненависть. Поговаривали, что у Сударева с фашистами свой личный счет. Что еще в самом начале войны оккупантам удалось схватить его отца – первого секретаря райкома одного из пограничных районов. Мать Тимофея Кузьмича, узнав о том, что палачи объявили день и час казни ее мужа и приказали всем жителям райцентра явиться на центральную площадь точно в назначенное время (за опоздание или неявку – смерть) смотреть, как будут сжигать бандита-коммуниста, для чего заранее завезли туда несколько возов сучьев и валежника, сама пришла в немецкий штаб и попросила сжечь ее вместе с мужем.

      Фашисты оказались отзывчивыми и просьбу ее выполнили.

      Насколько была правдива эта история и была ли она вообще – не знаю. Почти каждый из нас так или иначе был затронут, ранен войной. Хотя она была еще далеко от окончания, успела ужалить многих, очень многих. У кого-то погиб на фронте отец, у кого-то брат, у кого-то на оккупированной врагом территории оказались родные и близкие… Рассказывать о своих бедах, горестях – перекладывать их тяжесть на души и сердца друзей-товарищей. А их, бед, горестей, хватало у каждого и своих. Да и где гарантия того, что суровые, только что вышедшие из боя или идущие в бой парни не посчитают тебя нытиком… Расспрашивать друга, товарища, почему он хмурится, скрипит зубами, – копаться в чужой ране…

      Так что все переживания, все боли свои каждый из нас нес в себе и выплескивал, выдыхал их только при встрече с врагом. И поверь мне, горячими, очень горячими, огненными, обжигающими были эти выдохи…

      Сожженные фашистами города и села, наполненные пережитым