Семнадцать мгновений весны. Юлиан Семенов

с симпатией. Не лизоблюд, спокойный мужик, без истерик и без показного рвения. Не очень-то я верю тем, кто вертится вокруг начальства и выступает без нужды на партийных собраниях… А он молчун. Я люблю молчунов… Если друг – молчун – это друг. Ну а уж если враг – так это враг. Я таких врагов уважаю. У них есть чему поучиться…

      – Я знаю Штирлица восемь лет, – сказал Айсман, – я был с ним под Белградом и видел его под бомбами: он высечен из кремня и стали.

      Мюллер поморщился:

      – Что это вас на метафоры потянуло? С усталости? Оставьте метафоры нашим партийным бонзам. Мы, сыщики, должны мыслить существительными и глаголами: «он встретился», «она сказала», «он передал»… Вы что, не допускаете мысли…

      – Нет, – ответил Айсман. – Я не могу поверить в нечестность Штирлица.

      – Я тоже.

      – Вероятно, надо будет тактично убедить в этом Кальтенбруннера.

      – Зачем? – после паузы спросил Мюллер. – А если он хочет, чтобы Штирлиц был нечестным? Зачем его разубеждать? В конце концов, Штирлиц ведь не из нашей конторы. Он из шестого управления. Пусть Шелленберг попляшет…

      – Шелленберг потребует доказательств. И вы знаете, что его в этом поддержит рейхсфюрер.

      – Почему вы, кстати, не полетели с ним в Краков прошлой осенью?

      – Я не летаю, группенфюрер. Я боюсь летать… Простите эту мою слабость… Я считаю нечестным скрывать это.

      – А я плавать не умею, воды боюсь, – усмехнулся Мюллер.

      Он снова начал массировать затылок большим и указательным пальцами правой руки.

      – Ну а что нам делать со Штирлицем?

      Айсман пожал плечами:

      – Лично я считаю, что следует быть до конца честным перед самим собой – это определит все последующие действия и поступки.

      – Действия и поступки – одно и то же, – заметил Мюллер. – Как же я завидую тем, кто выполняет приказ, и только! Как бы я хотел только выполнять приказы! «Быть честным»! Можно подумать, что я то и дело думаю, как бы мне быть нечестным. Пожалуйста, я предоставляю вам полную возможность быть честным: берите эти материалы. – Мюллер подвинул Айсману несколько папок с машинописным текстом. – И сделайте свое заключение. До конца честное. Я обопрусь на него, когда буду докладывать шефу о результатах инспекции.

      – Почему именно я должен делать это, обергруппен-фюрер? – спросил Айсман.

      Мюллер засмеялся:

      – А где же ваша честность, друг мой?! Где она? Всегда легко советовать другим – будь честным. А каждый поодиночке думает, как бы свою нечестность вывернуть честностью… Как бы оправдать себя и свои действия. Разве я не прав?

      – Я готов написать рапорт.

      – Какой?

      – Я напишу в рапорте, что знаю Штирлица много лет и могу дать за него любые ручательства.

      Мюллер помолчал, поерзал в кресле, а потом подвинул Айсману листок бумаги.

      – Пишите, – сказал он.

      Айсман достал ручку, долго обдумывал первую фразу, а потом написал своим каллиграфическим почерком: