Нашествие. Мститель. Виктор Глумов

бесконечных мгновений. Саня лихорадочно перебирал воспоминания, ведь перед смертью положено «всю жизнь заново прожить», но почему-то в голову лезли дурные обрывки: как у врачей «выбивал» труп мертворожденного сына, писал заявление об уходе с работы, отключал телефон, когда из Питера звонили с соболезнованиями родители… Как плакала ночами Юля, а утром, злая, весь мир ненавидящая, завязывала волосы в «хвост» и отправлялась на пробежку: круг за кругом, круг за кругом по парку, несмотря на погоду.

      И еще вспоминались рейды, миссии, осады, треп в тим-спике и чате, проблемы выбора копья получше, доспеха поинтересней. Сокланы. Они ведь – его друзья? Так почему Саня ни о ком из них не подумал с того момента, как отрубился комп, а за окном обнаружилось зеленое небо? Ведь многие живут в Москве.

      Холодное прикосновение к голове. Скребут кожу, вроде, бреют. Прощай, «хвост»! Не открывать глаз. Держаться за воспоминания. Должно же быть что-то хорошее! Хотя бы перед смертью о добром подумать!

      Юлька. Правый глаз – голубой, левый – ярко-зеленый. Сочные губы – у нее улыбчивый рот, – но в последние месяцы всё портит горестная гримаса.

      Да почему же он опять о плохом? Саня впился зубами в кожаный кляп.

      Что-то крепили к вискам, присоски, кажется. Зудела поцарапанная бритвой кожа. Саня раньше не знал такого страха: животного, рвущего все существо на части. Жить. Выжить. Пожалуйста. Что угодно забирайте. Кого угодно! Жить!

      Это было как удар молнией прямо в мозг.

      Глава 4

      Поймать Горана

      Град сыпал сплошной стеной, скрывая варханов от чужих глаз. Дамир держался левой обочины разбитой дороги. Асфальт местами раскрошился, местами – вздыбился. Брошенные здания стонали, завывали, щелкали уцелевшими дверьми, хлопали жестяными кровлями, будто пытались взлететь. Возле головы просвистел кусок шифера, врезался в стену и разломился пополам, – Дамир едва успел пригнуться.

      Зармис крался впереди.

      Возле пятнадцатого по счету сооружения Зармис остановился. Если раньше непогода помогала, то сейчас – наоборот. Из-за плохой видимости была непонятна расстановка сил противника. Дом-свечка, о котором говорил Камачек, высился впереди – темная махина посреди ледяного крошева.

      – Ты обследуешь двухэтажные дома, я убираю дозорного, встречаемся у входа в подвал и действуем по обстоятельствам, – распорядился Дамир.

      Зармис прищурился, накинул капюшон.

      Дамир вдохнул-выдохнул и представил себя ветром, мечущимся в пустынных коридорах покинутых зданий. Вот он вырвался на свободу, понесся по улице, постучал в окно, швырнул горсть льдинок.

      Я – ветер, я – лед, я – стихия, я неотличим от неё, она – большое, я – малое. Двигался он плавно, то замедляя, то ускоряя шаг, порывами, как ветер. Вот дом. Торчит посреди площади, будто единственный гнилой зуб во рту у старухи. Раньше это была каланча, сейчас верх обрушился, кладка стен раскрошилась. Середину дозорного пункта подлатали, за окном мерцал свет, из черной трубы вырывался и тотчас исчезал дым.

      Дамир