Берег Живых. Наследники Императора. Анна Сешт

здесь бальзамировщики похоронили… или, скорее, спрятали мумию объявленного предателем верного стража, предварительно испросив на то дозволения духов. Сенахт обрёл последнее пристанище среди благородных мертвецов давно ушедшей эпохи, таких древних, что имена некоторых даже не сохранились до нынешнего времени. Священные шакалы охраняли его покой.

      Хэфер прошептал имя друга, завершая подобающую случаю молитву. «Я восстановлю справедливость, – в очередной раз пообещал царевич мысленно. – Те, кто заслуживает наказания, понесут его. Твоё же имя будет высечено на каменной стеле рядом с моим, со словами о твоём подвиге…»

      – Позволь рассказать тебе кое-что, господин, – нарушил молчание Перкау.

      Наследник кивнул, не сводя взгляда с мастабы. Он был рад, что не успел увидеть истерзанное тело, потому что хотел помнить Сенахта живым, полным сил – помнить, как тот радовался удачной охоте, как грубовато шутил с друзьями, как забавно смущался вниманию столичных красавиц.

      – Тот, кто предал тебя… он не смог дойти до конца.

      – Что ты имеешь в виду, мудрый? – переспросил Хэфер, оборачиваясь к жрецу.

      – Он не нашёл в себе сил осквернить мумию. И он помог мне закончить портрет для погребальной маски.

      – Ты полагаешь, это облегчает его вину? – нахмурился наследник. – Он не остановился, когда захотел скинуть меня с колесницы и пробить мне бок копьём со спины, а потом направить на меня коней. Он не остановился, когда напали ша, – оба предателя сбежали.

      – По крайней мере, эти останки он не тронул. Кажется, Проклятие Ваэссира меняет его, просветляет его разум.

      – Тем лучше будет для него на Последнем Суде, – холодно ответил Хэфер.

      В тот момент он почувствовал на себе чей-то взгляд – не Перкау, чей-то ещё – и прищурился, вглядываясь в сумерки. Ему часто казалось, что за ним кто-то наблюдает, особенно в последнее время.

      – Там кто-то есть, – понизив голос, сказал царевич.

      – В некрополе нередко явственно ощущается чужое присутствие, – пожал плечами бальзамировщик. – Мы уже привыкли к этому.

      – Нет, это не похоже на поступь мёртвых… Хотя… я не могу быть уверен…

      На мягких лапах из сумерек вышел пёс-патриарх. Хэфер улыбнулся, невольно расслабляясь.

      – Ах вот кто это был… Привет тебе, вожак храмовых стражей.

      Пёс благосклонно посмотрел на Хэфера и сел рядом, привалившись к его ноге. Как и все священные псы, он был огромным. Его голова доходила Хэферу до пояса или даже чуть выше. Царевич протянул руку и погладил зверя, как всегда удивляясь, какой же мягкой была эта шёлковая обсидианово-чёрная шерсть, местами уже изрядно поседевшая. Перкау рассказывал, что именно этот пёс привёл жрецов к месту трагедии. Стало быть, во многом Хэфер был обязан своим спасением ему… и ещё кое-кому.

      – Скажи мне, мудрый, почему женщина, вернувшая меня из небытия, предпочитает скрываться? – тихо спросил царевич. – Я напугал её невольно?