Жить дальше. Автобиография. Ирина Безрукова

в Ростове и не помышляя о поездке в Кызыл, мама вступила в так называемый «Строительный кооператив». Смысл этого мероприятия состоял в том, что люди подписывали договоры на приобретение квартиры, которая находилась еще только в проекте на бумаге, и потом долгое время платили взносы (довольно ощутимые по тем временам), ожидая, когда дом построится. Иногда проходили годы, прежде чем люди получали возможность въехать в свою собственную квартиру.

      Бабушка очень помогла – продала часть своего участка вместе с хатой, в которой жила с детства, себе оставила лишь небольшой клочок земли и деревянный скромный флигель, на нем стоявший. В этом флигеле мы потом с сестрой проводили лето. Но бабушкин вклад покрыл лишь часть расходов на квартиру. Взносы надо было платить регулярно, и мама постоянно искала всяческую «подработку».

      Мы вернулись в Ростов. В Кызыле оставаться не было никакого смысла, к тому же в родном городе нас ждала уже построенная кооперативная квартира. Когда мы о ней думали, пытаясь представить, какая она, сестра еще раз удивила всю семью экстрасенсорными способностями. Она взяла тетрадку и карандаш и нарисовала в подробностях, как будет выглядеть наше жилище: вот тут, говорит, будет вход, здесь коридор, здесь кухня. А вот здесь дверь и два картонных встроенных шкафа. Разумеется, никаких планов будущей квартиры нигде не существовало, даже родители понятия не имели, какой она будет, а уж сестра об этом тем более не могла знать. Но когда мы на следующий день вошли в нашу новую квартиру, мы чуть не упали в обморок. Все было точно так, как нарисовала Оля. Вплоть до расположения шкафов. Больше она нас так не удивляла ни разу, но я продолжала ждать от нее чудес и смотрела с интересом и уважением.

      Контейнер с нашими вещами и мебелью еще не успел доехать в Ростов из Сибири, и три дня мы спали на полу. Матрасов не было, и мы отправились на ближайший пустырь, чтобы нарвать там полыни, шалфея и разной другой ароматной травы, разложили все это на полу и сверху постелили простыни.

      Отсутствие в нашей жизни папы не особо омрачало мое существование. Честно говоря, я не помню каких-то особых страданий на этот счет. Может быть, мама с нами как-то правильно поговорила о том, что между ними происходит, нашла какие-то нужные слова. А может быть, дело было в том, что папа, и будучи в семье, нечасто появлялся дома, был то на гастролях, то на репетиции. Зато я узнала новое слово «алименты», оно стало часто звучать в нашем доме. В почтовом ящике иногда появлялись квитанции, с которыми надо было ходить на почту и получать деньги. Маме причиталось 40 рублей. 20 за меня и 20 за Олю. Бабушка, правда, жаловалась, что приходят эти квитанции нерегулярно, и чем дальше, тем реже. Мама объясняла, что папа нашел себе какую-то «халтуру» (я понятия не имела, что это такое), и, мол, эта «халтура» позволяет ему безбедно жить самому, но не перечислять деньги нам. Постепенно пить он стал все больше, работать все реже, в оркестры его уже не брали, и со временем музыка в его жизни вовсе сошла на нет.