Кремль 2222. Край вечной войны (сборник). Владислав Выставной

как плотно прошли по горлу шарики лекарственного снадобья, быстро запил, стараясь не поперхнуться. Простейшее, казалось бы, дело, глотнуть воды… Ага. Поди-ка, сделай такое, имея в груди толстый прут, проткнувший легкое. Тут и вода, чуть теплая, мягкая, покажется ножом, только и ждущим момента, чтобы впиться в плоть изнутри, резануть, как следует.

      Неожиданно стало легче дышать. Но не надолго. Маркитант выпучил глаза, ощущая, как внутри него что-то задвигалось, сбираясь в комок, поднимающийся к горлу. Шайн бесстрастно сидел рядом, чуть склонив голову. Катыш, скользящий вверх, стремился выбраться наружу, превращался в снежный ком, распирая изнутри легкие. Немного позже, полсекунды ли, четверть ли, трахею изнутри заполнило чем-то гладким. А потом маркитанта дернуло вперед, наклоняя к земле и, прямо под ноги все такого же невозмутимого хайна, Илья выблевал черный соленый сгусток. С всхлипом втянул воздух, жадно хватая его ртом.

      По груди, внутри, с ощутимым легким треском, разбегался морозец. Боль отступала, отходя куда-то не очень далеко. Шайн довольно кивнул головой:

      – Так лучше. Мне нужно поговорить с тобой, московит.

      Везунчик не ответил, прислушиваясь к себе самому. Словам этого воина приходилось верить, так подсказывал собственный опыт маркитанта. Ему, солдату, следопыту и охотнику павшей Савеловской крепости, видеть такие раны доводилось. Сам себе он мог бы дать часа три, пять от силы.

      – Спасибо. – Говорилось легко, острой боли при вдохе не чувствовалось. – Так кто ты? И для чего тебе нужен я?

      Шайн покосился в сторону проема. За ним, в темноте гигантских руин, хороводила страшная ночная жизнь.

      – Меня зовут Хан, я кешайн, бывший телохранитель бывшего нойона Московии. Мой господин, мой друг, погиб сегодня утром. От моей руки, но это лучше ожидавшей его смерти. Ни позор, ни боль не коснулись его, он ушел к своим предкам, живущим в Вечной синеве, свободным человеком, батыром, погибшим в битве. Ты меня слушаешь, московит?

      Илья слушал. И не только из-за отсутствия выбора. Ему оставалось жить не так уж и много. А этот странный человек, так и не снявший шлем с маской, спас его от долгого и мучительного страдания.

      – Мой друг, господин Ли Да-Дао, достойно прошел свой путь. Он подарил мне жизнь, и только я сам превратил этот дар в Долг Жизни, священный для каждого истинного сына Народа. Смотри сюда, человек, считающийся купцом, чей истинный товар – жизнь других людей, а барыш всегда окрашен кровью.

      Хан отстегнул ремень под подбородком, снял шлем, проведя ладонью по лысому затылку, покрытому, как и шея, открывшаяся взгляду, небольшими кожаными бляшками. Света от костерка хватило Илье, чтобы хорошо рассмотреть это уродство. Как и шрам, страшный, небывалый. Илья давно взял в руки настоящую боевую сталь, и оценить увечье смог. Как выжил странный воин после такого, как?!

      – Зачем ты мне это рассказываешь?

      – Я говорю с тобой, потому что ты сейчас одной ногой стоишь в вечном холоде, или что там у вас, московитов, вместо него? – Хан снова надел шлем. – Я рассказываю все это не просто умирающему человеку, живущему в