Кремль 2222. Край вечной войны (сборник). Владислав Выставной

они?

      Вглядываюсь изо всех сил, но перед глазами какая-то пелена.

      Ага… Вон тот, у стены, кажется, Генка. Да, точно. Это он. У него больше нет лица – оно превратилось в мешанину из мяса и сломанных костей. Зато руки все еще сжимают помятую СВД. А снайпер в нашем звене был всего один – Генка Крюков.

      Рядом со мной Карл. Он похож на сломанную куклу. Кажется, у него перебит хребет. А где Пашка и Славка? Они погибли чуть раньше… Но когда именно?

      Пытаюсь вспомнить, но память укутала все та же мутная пелена. Или во всем виновата эта неестественная, ватная тишина? Она давит на грудь и не дает дышать.

      Скосив глаза, я вижу, что куртка на моей груди разорвана. Несколько одинаковых отверстий, покрытых серой, словно поседевшей кровью. Отверстия небольшие и ровные. Такие оставляет пулеметная очередь. Похоже, в меня стреляли. Тогда мне должно быть сейчас чертовски больно, но я не чувствую ничего. Ни боли, ни страха. Только гулкая, сжавшая меня в тиски, тишина. Исчезли и звуки, и запахи. Это хорошо. Спокойно. Хочется закрыть глаза и немного поспать…

      Закрываю глаза. Внезапно в мою умиротворенную реальность врывается человек. Он пытается прорваться сквозь окутавший меня молчаливый кокон. Хлопает по щекам, заставляет открыть глаза и что-то орет, но я не слышу звуков.

      Человек делает мне укол в шею, зажимает куском ткани пулевые отверстия на моей груди и снова настойчиво твердит одно и то же. Его слова пробиваются сквозь тишину:

      – Не отключайся! Слышишь? Не закрывай глаза! Смотри на меня! Смотри! Ты слышишь?

      – Да…

      – Вот молодец! Говори со мной. Не молчи.

      Наверное, начинает действовать укол, потому что на меня внезапно обрушивается боль, а с нею острой волной приходят запахи, краски и звуки. Боль. Она заполняет все тело. Ее много в груди, а еще больше в ногах.

      Голени… Они в огне! Как будто их облили бензином и подожгли. Пытаюсь крикнуть, но не могу – нет сил.

      Мои страдания вызывают счастливую улыбку на лице неизвестного. Вернее, кажется, я уже видел его, но не могу вспомнить где…

      Незнакомец радостно подмигивает мне:

      – Раз чувствуешь боль, значит, еще живой. Ты только не отключайся. Говори. Рассказывай что-нибудь.

      – Что? – говорить трудно.

      Мне хочется вернуться назад – в тишину. Провалиться еще глубже в забытьё, туда, где нет ни боли, ни этого назойливого незнакомца. Но он не собирается отпускать меня.

      – Расскажи, как вы с ним, – кивок на Карла, – подбили робота.

      – Мы подбили? Не помню…

      – А что помнишь? Говори, не молчи! Не мог же ты абсолютно все забыть!

      Он прав. Есть вещи, которые не забудешь никогда.

      И я начинаю говорить. Или бредить? Мне вдруг кажется, что никакого незнакомца нет. Я один живой среди мертвых ребят. Хотя живой ли? С такими ранами на груди не живут. Да и ноги… С ними явно что-то не то…

      Наверное, у меня агония. Говорят, перед смертью люди вспоминают свою жизнь. Вот и меня вдруг со страшной силой потянуло на воспоминания…

* * *

      Город притих в ожидании беды. Дома и улицы, посвежевшие