Сделай ставку и беги. Семён Данилюк

полчаса в скорый поезд Архангельск – Москва, отходивший от платформы, влетел, разметав провожающих, здоровенный парень.

      – До Москвы, – он отодвинул долговязого проводника и протиснулся в тамбур. – Билет взять не успел.

      Поезд медленно тронулся от перрона.

      – Деньги вперед, – присмотревшись наметанным глазом, потребовал ушлый проводник.

      Не возражая, безбилетник равнодушно залез в карман и пересыпал в подставленную лодочку горстку монет.

      Проводник остолбенело оглядел содержимое собственной, потряхивающейся ладони.

      – Это что?

      – Всё, что есть. Доллары, извини, отобрали. В Москву мне срочно надо, – пассажир квело пожал плечом. Что-то припомнив, вытянул из кучки пятачок.

      – На метро, – пояснил он и тем привел проводника в чувство.

      – А ну давай нормально или я тебя сейчас к бригадиру! – зашелся он.

      – Та зови кого хошь. Мне теперь всё едино.

      И тут произошло то, чего в многообразной проводницкой практике до сих пор не случалось. Ражий детина вдруг замотал головой, сполз по стене на пол и истошно, навзрыд зарыдал.

      Пятидневный вояж Ивана Листопада бесславно завершился.

      Листопадово семя

      Несмотря на то, что было крепко за полночь, в квартиру звонили. И – пренастойчиво. Тринадцатилетняя Таечка Листопад, выдернутая звонком из постели, открыла входную дверь и – зарумянилась от удовольствия, – на пороге стоял пропавший двоюродный брат. Рядом с огромным Иваном миниатюрная Таечка казалась тростиночкой, проросшей рядом с крепким камышом.

      – Ванечка! А мы все так беспокоились, так беспокоились…Ах, да!

      Она старательно изобразила подобие скорби, как сама ее понимала. Впрочем, скорбь не удерживалась на её подвижном личике. Понимая неуместность собственной радости и в то же время не умея удержать ее, Таечка виновато улыбнулась:

      – Да раздевайся. Папа, похоже, тоже проснулся.

      В самом деле, в прихожую, позевывая и натягивая на ходу цветастый халат, входил пятидесятилетний человек с плотной подбитой фигурой и упрямо оттопыренной нижней губой – Петр Иванович Листопад. Младший из двух братьев Листопадов. Отныне, впрочем, единственный.

      – Объявился, наконец, племяш! – он раздвинул руки, и Иван с виноватым видом склонился навстречу, осторожно водрузив голову на покатое дядькино плечо.

      Судьба оделила братьев Листопадов полной мерой. Одной на двоих. Старшему, Андрею, достались живость и пытливость ума, но и непритязательность. Что сделало из него знаменитого на весь мир ученого – селекционера и профессора Кубанского госуниверситета, воспитавшего добрую половину краевых руководителей. Однако всякая попытка благодарных учеников выдвинуть учителя на начальствующую должность вызывала в Андрее Ивановиче непреодолимые приступы идиосинкразии. Так что в конце концов от него недоуменно отступились. Весь отпущенный на семейство административный пыл достался Петру. Был он, как деликатно выражались на банкетах, «крепким» ученым. Но не обладая выдающимися задатками естествоиспытателя, младший