Вверх дном. Жюль Верн

Джилмор. – Нельзя ли поживее?.. Аукцион тянется как никогда!.. Итак, никто не дает больше?.. Можно кончать?..

      И, говоря это, он то поднимал, то опускал свой молоточек из слоновой кости, приготовляясь стукнуть им в последний раз.

      – Семьдесят центов! – сказал Гаральд уже не вполне уверенным тоном.

      – Восемьдесят! – выкрикнул Борис Карков, едва дав окончить своему сопернику.

      – Ну-с!.. Восемьдесят центов! – подхватил Джилмор, большие круглые глаза которого разгорались всё больше и больше по мере того, как надбавляли цену.

      Дэн Тудринк сделал жест, так подействовавший на майора Донеллана, что тот вскочил, как бы поднятый пружиной.

      – Сто центов! – коротко, точно отчеканивая, произнес представитель Великобритании.

      Этими двумя словами Англия брала на себя обязательство внести четыреста семь тысяч долларов. Державшие пари за англичан громко крикнули «ура», подхваченное многими из публики; зато другие – державшие пари за Америку – переглянулись и видимо приуныли, разочарованные таким печальным оборотом дела. Шутка ли сказать: четыреста семь тысяч долларов! И добро бы за что-нибудь действительно стоящее такой суммы, а то чуть не полмиллиона долларов за айсберги и ледяные поля! Но представитель таинственной «Северной полярной компании» не издал еще ни звука, не поднял ни разу головы. Неужели он так и просидит всё время молча, не сделав ни одной надбавки?! Если допустить даже, что ему хотелось выждать момента, когда делегаты Дании, Голландии, Швеции и России исчерпают свои средства, то ведь эта минута уже, по-видимому, настала. По крайней мере, судя по тому, как все отнеслись к почтенной цифре майора Донеллана – «сто центов», – ясно было, что они уже готовились к отступлению.

      – Сто центов за квадратную милю! – два раза повторил оценщик.

      – Сто центов!.. Сто центов!.. Сто центов!.. – громко повторял аукционист.

      – Кто больше? – спросил Джилмор. – Итак, решено?.. Жалеть никто не будет?

      И, говоря это, он поднял молоточек и обвел глазами всех присутствующих, затаивших дыхание от сильного волнения.

      – Раз!.. – стукнул он молоточком, – два!..

      – Сто двадцать центов!.. – спокойно произнес Вильям Форстер, перевертывая газету и даже не поднимая головы.

      – Гип! Гип! – подхватили державшие крупные пари за Америку.

      Майор Донеллан, в свою очередь, гордо выпрямился; его длинная шея механически поворачивалась над угловатыми плечами, а тонкие губы сложились и стали похожи на клюв. Он кинул молниеносный взгляд на представителя американской компании, но безуспешно. Тот даже не шевельнулся.

      – Сто сорок! – произнес майор Донеллан.

      – Сто шестьдесят! – сказал Форстер.

      – Сто восемьдесят! – прогремел майор.

      – Сто девяносто! – пробормотал Форстер.

      – Сто девяносто пять центов! – завопил делегат Англии и скрестил на груди руки, как будто бросая вызов всем американским штатам.

      В зале наступила такая тишина, что слышен был бы полет бабочки, шорох ползущего червячка, движение