Похождения Гекльберри Финна. Марк Твен

выражений, направленных большей частью против негров и правительства, хотя, конечно, кое-что перепало также и на долю бочонка. Папаша долго прыгал по блокгаузу, сперва на одной ноге, потом на другой, придерживая то одну, то другую ляжку, а потом, обозлившись, дал изо всех сил такого пинка левой ногой бочонку, что тот даже загрохотал. Поступок этот со стороны моего родителя оказался не совсем благоразумным, так как левый сапог у него просил есть, выражаясь техническим термином; из него именно и торчали два пальца. Папаша расшиб их теперь так, что взвыл совсем по-звериному, бросился прямо на грязный пол и, ухватясь за окровавленные пальцы, принялся кататься из стороны в сторону, разражаясь великолепнейшими проклятиями, перед которыми все прежние отступали положительно на задний план. Он сам, по крайней мере, хвастался этим впоследствии. Ему доводилось слушать отборнейшую ругань старика Соуберри Хагана, и он уверял, будто ему удалось теперь превзойти старика, но весьма возможно, что в данном случае мой родитель позволил себе прихвастнуть.

      После ужина папаша серьезно принялся за кувшин с водкой, объявив, что там ее достаточно, чтобы на питься два раза допьяна, а в третий раз до белой горячки. Это была, впрочем, его любимая поговорка. Я надеялся, что не более как через час он совсем свалится с ног, и тогда можно будет выкрасть у него ключ или же выпилиться на волю. Папаша пил очень добросовестно и наконец свалился на свою постель, но все-таки мне положительно не везло: ему не уда лось крепко заснуть. Напротив того, его сон был очень тревожен: он стонал, бормотал, размахивал руками и ногами, приподнимался, дико озирался кругом, снова опускался на одеяло и снова принимался стонать. Тем временем меня самого начала одолевать такая дремота, что глаза у меня положительно слипались, несмотря на все мои усилия этому воспрепятствовать. Под конец совершенно незаметным для себя образом я за снул, не успев даже погасить свечи.

      Не знаю, сколько именно времени я спал, когда ужасающий вопль заставил меня проснутся. Это вопил мой родитель, который с диким, растерянным видом прыгал, как бешеный, по всему блокгаузу и кричал, что его жалят змеи. Он чувствовал, как они обвивались вокруг его ног и вползали ему на тело. От этого именно он откалывал такие отчаянные прыжки, испуская столь дикие вопли. Он уверял, будто одна из змей укусила его прямо в щеку, но я, при всем старании, не мог увидеть ни одной змеи. Очевидно, что змеи ему только мерещились. Вдруг он вскочил и принялся бегать по блокгаузу, крича во все горло: «Сними ее прочь, прочь! Она жалит меня прямо в затылок!» Никогда еще мне не случалось видеть на глазах у человека такое дикое, испуганное выражение. Вскоре, однако, отец утомился и, тяжело дыша, по валился на землю, а вслед за тем начал с изумительной быстротой кататься с боку на бок по полу, бешено вертясь кругом, отпихиваясь и отталкиваясь от чего-то руками, причем вопил и кричал, будто в него уже вцепились когтями черти. Мало-помалу, однако, он утомился и лежал некоторое время совершенно