Улыбка Кубы. Елена Габова

рукавами и тоже в галстуке, показывая на каменные фигуры, что-то с воодушевлением рассказывал пионерам. Они внимательно слушали.

      – О чем это он? – поинтересовалась я.

      – О героях революции. Скоро ее годовщина, вот и проводят пионерские сборы, – объяснил дед.

      Да. Все серьезно у них в самом деле! Кажется, когда-то у нас то же самое было. Мама рассказывала. Я достала камеру, чтобы сфотографировать пионерский отряд. В это время вожатый повернулся и в упор посмотрел на меня.

      – Can I take a photo of you?[1] – спросила я, приподняв камеру на уровень глаз.

      – No[2], – парень сказал это так бескомпромиссно, что я тут же опустила фотоаппарат.

      Да. Все у них ОЧЕНЬ серьезно. Может, я в Советском Союзе, только в прошлом?

      Нет. В небе светило кубинское солнце, и почти вровень с ним размахивали прическами кокосовые пальмы.

      – Кафе «Бодегита-дель-Медио», – торжественно провозгласил Санин дедушка перед входом в здание и снова подмигнул, дав понять, что я увижу нечто из ряда вон выходящее. Он пропустил меня в дверь первой.

      На меня сразу обрушилась музыка, по которой как будто перекатывались камушки. Оркестр состоял из четырех или пяти человек – гитара, маракасы, небольшой странной формы барабан, какие-то трещотки… Он напоминал виноградную гроздь – так кучно стояли музыканты. И музыка была какая-то необычная: задорная, но не просто задорная, очень ритмичная, и главное место в ней, как мне показалось, играли трещотки и барабаны. И гитара, конечно! Нет, тут все было главным!

      – Прекрасный оркестр! – говорю спутникам с улыбкой. – Замечательно играет!

      – И не потому, что кафе знаменитое, – отвечает дядя Андрей, – на Кубе все оркестры замечательные. В любой забегаловке! Прости, в любом ресторанчике – виртуозы. Ты сама это увидишь. И сказал, понизив голос мне на ухо: – Тут любую забегаловку называют рестораном.

      Ага, кафе, значит, знаменитое. Чем – мне сейчас скажут. А народу тут! Не протолкнуться! Сквозь толпу людей пробираемся по узкой деревянной лестнице на второй этаж. К счастью, здесь есть свободный столик. Его только что освободили. Усаживаемся за него. Дядя Андрей что-то заказывает официанту, и нам приносят по стакану прозрачного напитка. Он чуть зеленоватый, со льдом, на поверхности плавают листики мяты.

      – Мохито, – объявляет дядя Андрей, – любимый напиток писателя Хемингуэя. – Он смотрит на меня, ожидая реакции. Ее нет, и тогда он продолжает: – Хемингуэй прожил в Гаване двадцать лет. Последние годы жизни. Он выбрал Кубу как самое лучшее место на земле.

      И снова пауза с ожиданием. По выражению его лица я понимаю, что он ждет моих восторгов и восклицаний. Саня тоже ждет. И тоже выжидающе смотрит. А я молчу. У меня ноль эмоций. Я не понимаю, чем я должна восхищаться. Может, мохито? Но в Москве я его уже пробовала. Вкусный, мне понравился.

      – Хороший напиток, – одобряю я, отпив два глотка. И оглядываюсь по сторонам.

      Любопытное местечко! Все стены в фотографиях, а пустые места до миллиметра исписаны автографами. Пожелай я тут расписаться – не найду двух

1

Можно я вас сфотографирую? – англ.

2

Нет. – исп.