Немного ночи (сборник). Андрей Юрич

чемоданами. Квартиру никто разменивать не станет, машина тоже ему не достанется. Он будет помогать ребенку, но видеться слишком часто им не стоит.

      Было позднее январское утро. Восходящее солнце било в окно холодными апельсиновыми лучами. Папа стоял в этих лучах, в черном пальто, в черной драповой кепке, напоминая грустный памятник поэту. Он ощущал себя предателем, потому что изменял жене, потому что бросал почти на произвол судьбы ребенка, потому что, как и все предатели, вдруг оказался оглушающе одиноким. Его жена, такая теплая и нежная спросонья, смотрела на него чужими недобрыми глазами. Его красавица дочка хотела обнять его и боялась. Его дом отстранялся от него, и оставалось только холодное солнечное утро, равнодушное и не имеющее никакого значения.

      Он кивнул и вышел, неся в обеих руках чемоданы. У подъезда его встретил Михаил Коровин в серебристом «Лексусе». Он сочувствовал своему подчиненному, потому что знал, что значит уходить с чемоданом. Он считал себя теперь застрахованным от этого. Если что, думал он, уходить придется ей.

      Через месяц после ухода папы, мама завела с Валей разговор об их будущей жизни. Она сказала, что уже давно знакома с Василием Петровичем. И человек он хороший и порядочный. И они, наверное, переедут к нему. А в этой квартире будет жить Валя, когда решит стать самостоятельной. Василий Петрович не имеет ничего против Вали. Он будет обеспечивать ее всем необходимым, а она должна его за это уважать и быть благодарной. Со временем, может быть, она станет называть его папой.

      Вале было грустно, и она заранее стеснялась Василия Петровича. В ее ощущениях он почему-то был похож на прикосновение холодного и неприятно-осторожного гинекологического инструмента. Она понимала, что при нем уже невозможно будет бегать утром по дому в нижнем белье и так просто радоваться солнцу. А может быть, в ее будущей комнате не будет утреннего солнца. А только серый сыроватый сумрак, делающий пробуждение мучительно невозможным.

      Квартира Василия Петровича была словно взята из хорошего голливудского фильма о жизни богатых людей. Огромные комнаты в мягких тонах, минимализм в обстановке. И к каждому предмету будто приклеен ценник со многими нулями.

      Небольшой обеденный стол стоял посреди нежно-розовой пустынной столовой и выглядел музейным экспонатом эпохи модерна. Было совершенно непонятно, как за ним можно есть такие вещи как яичница или хлеб с маслом. Ему идеально шли несъедобные декоративные груши, выращенные на юге Франции и доставленные в Россию в стеклянных коробочках, поштучно.

      Когда Валя вошла в туалет, она долго не решалась снять трусики. Это нельзя было делать в таком объеме пустого пространства. Унитаз блестел хромом и казалось неправильным пользоваться им по прямому назначению. А ванна-джакузи с приятно-коричневым акриловым покрытием напоминала что-то жуткое из фильма про Франкенштейна.

      Валина комната, впрочем, была невелика. Вместо уютных занавесок окно закрывали широкие вертикальные жалюзи. Кровать тоже была небольшой, какой и должна