Принцесса Греза. Эдмон Ростан

и бури укрощая…

      Мы под твою защиту отдались!

      Пусть наконец, как лебедь величавый,

      Войдет корабль наш в город Триполис

      И имя Жофруа покроет славой.

      Знай, дал обет наш добрый государь:

      Когда желанной цели он достигнет,

      В Тортозе он тогда над алтарем

      Корабль тебе серебряный воздвигнет.

      Кормчий

      Пустое все. Эх, будь со мной игла…

      Бистань

      Животное, уж ты молчал бы лучше.

      Эразм выходит из бака. Докторская мантия в лохмотьях. Он без колпака, вид у него жалкий. Моряки пересмеиваются.

      Бруно

      И старина туда же выползает.

      Франсуа

      Ба! Медикус!

      Бистань

      На розовой водице.

      Явление второе

      Те же и Эразм.

      Брат Трофимий

      (идя к Эразму)

      Ну как больной, почтеннейший Эразмус?

      Эразм

      Все хуже. Принц немного задремал.

      Мессир Бертран при нем остался. Что же (смотря на горизонт),

      Почтеннейший Трофимий? Все туман?

      (В бешенстве.)

      Нет! Я-то, я-то, лучший врач Салерно,

      Прошу сказать, что делаю я здесь,

      Средь гибели, лицом к лицу со смертью?

      Где кабинет ученый мой с камином,

      Где кафедра, где докторское кресло,

      Где книги и лечебники мои?

      Вдобавок этот ветер, этот вихорь

      Из мантии моей лохмотья сделал

      И постепенно у меня расхитил

      Все шапочки, все колпаки мои!

      Брат Трофимий

      Но это воля принца Жофруа.

      Эразм

      (прерывая его)

      Чего ж он сам, зевака из зевак,

      Поэт хваленый, этот риск затеял?

      Когда к нему на службу я вступал,

      К болезненному, доброму ребенку,

      Я думал жить спокойно и разумно,

      Лечить его на суше, не на море.

      Пускай их черт на вертел всех посадит,

      Пусть сжарит ад проклятых пилигримов

      Антиохийских! Первые они,

      Придя к нему в его спокойный замок,

      В час ужина, за вкусною индейкой,

      Ему напели в уши про нее,

      Про Мелисинду сказочную эту.

      С каким они усердьем неуместным

      Хвалили дочь великого Раймунда

      И Годиерны! Слушать – просто бред!

      Чего-чего они не говорили:

      «Цветок далекой Азии роскошный,

      Звезда небес!» Чего они не пели!

      Особенно один, с безумным взглядом…

      Он, помню я, наговорил такого,

      Что, встав из-за стола, наш милый принц,

      Поэт, влюбленный в тень и шорох ветра,

      Провозгласил ее своею дамой

      И с той поры остался верен ей,

      О ней мечтая, для нее рифмуя…

      И так себя настроил за два года,

      Что наконец, день за день угасая

      И близкий свой предчувствуя конец,

      Решил пуститься в путь за сине море

      К неведомой своей «Принцессе Грезе»,

      Не в силах умереть, не увидав

      Хотя