Криминальный репортер. Евгений Сухов

я немного растерялся. – Вы говорили, что Санин разговаривал во дворе с Гришкой и Васькой. А потом они пошли к дому. А кто ж тогда за водкой-то побежал?

      – Я ж говорю – третий, – женщина посмотрела на меня, как смотрят взрослые на несмышленого ребенка. – Третий мужик еще с ними был. Только я его не знаю. Приблудный какой-то, не из нашего дома…

      – Приблудный? – переспросил я, и мне показалось, что одна ниточка в этом деле уже появилась.

      – Ну, да, – ответила женщина. – Не наш, точно…

      – А какой он был из себя? – я посмотрел на женщину взглядом, с каким просят милостыню нищие на папертях церквей в религиозные праздники.

      – Да он какой-то неприметный… – задумчиво ответила женщина. А потом добавила: – В кепке…

      – В кепке?! – спросил я и переглянулся со Степой. Тот, похоже, также был поражен последним ответом женщины.

      – Ну да, в кепке… – подтвердила она.

      С минуту, наверное, я молчал, и женщина время от времени поглядывала на меня, ожидая новых вопросов. А в моей голове, словно пчелы в потревоженном улье, носились мысли…

      Неужели мужик в кепке – это тот самый неприметный мужик, что тогда, в интервью, высказал своим последним желанием убить Санина? И убил, вызнав про его квартиру-норку и выследив Санина. Но тогда он просто камикадзе какой-то. Сначала он нарисовался перед нами, съемочной бригадой, и будущими телезрителями передачи, потом – перед этими Васькой и Гришкой и прочими жителями дома, где проживал Санин… Неужели все так просто? Впрочем, правильный ответ очень часто бывает самым простым…

      – Скажите, а этого неприметного мужчину в кепке вы тогда, в день убийства Санина, видели впервые? – задал я, наконец, новый вопрос заскучавшей было женщине.

      – Нет, я его видела уже не в первый раз, – охотно ответила женщина. – Он с неделю или около того с Васькой и Гришкой гужевал…

      – Вот как… А вы имели беседу со следователем по поводу случившегося?

      – Да. У нас многие в доме были опрошены по поводу убийства Санина, и я тоже, – сказала женщина.

      – И о чем вас спрашивали? – поинтересовался я.

      – Про шум, – посмотрела она на меня. – Не слышали ли мы какого шума накануне или в день убийства.

      – А вы что? – посмотрел я на женщину.

      – Что? – глянула она в ответ на меня.

      – Шум-то был? – спросил я.

      – Нет. Никакого шума не припомню, – ответила женщина. – Санин, когда здесь появлялся, часто просто сидел у себя в квартире. Иногда бывал не очень трезв и водил к себе мужиков, как в тот день, когда его убили. Но шума не бывало никакого. Васька Писемский говорил, что они просто пили и беседовали «за жизнь».

      – Вы с этим Васькой разговаривали о Санине? – спросил я.

      – Да. Васька хвалился, что Санин им с Гришкой сказал однажды, что с ними он будто бы «отдыхает душой» и «сбрасывает нервное напряжение»… – ответила женщина и хмыкнула. – Ох, не понять этих мужиков!

      Что ж, все правильно. За разговорами «за жизнь» с дворовыми выпивохами к Санину приходило успокоение. Сбросив таким образом скопившееся